Аннотация. В статье рассматривается поэма А.Т. Твардовского «Василий Теркин» как батальный эпос, вобравший в себя традиции лермонтовской романтической поэмы. Предметом особого интереса исследователей явилось сопоставление своеобразия мотивной и нарративной структуры произведений Лермонтова «Бородино», Вальтера Скотта «Поле Ватерлоо», поэмы Д.Г. Байрона «Странствования Чайльд-Гарольда» и «Оды к Ватерлоо» Р. Саути.

Ключевые слова: мотивный анализ, нарратив, поэма, Лермонтов, Василий Теркин.

Поэма А.Т. Твардовского как батальный эпос вбирает традиции лермонтовской романтической поэмы. Для Лермонтова же был важен опыт Р. Саути («Ода к Ватерлоо») и опыт обобщенного описания битвы при Ватерлоо в третьей песни поэмы Д.Г. Байрона «Странствования Чайльд-Гарольда». Однако именно поэма В. Скотта «Поле Ватерлоо» (1815) оказалась наиболее близка русскому поэту, и это оказало большое влияние на поэтику стихотворений «Поле Бородина» и «Бородино». Исследователи отмечали как сходство нарративной структуры «Поля Ватерлоо» и стихотворения «Бородино», так и определенную идейную полемику Лермонтова с Вальтером Скоттом. В этом случае можно говорить как о влиянии, так и отталкивании, и прежде всего – о полемической прагматике лермонтовского стихотворения. Именно Бородинское сражение положило начало изгнанию Наполеона из Европы и послужило переломным моментом в истории наполеоновских завоеваний, тогда как в поэме Скотта, естественно, возвеличивается роль Англии в окончательном разгроме наполеоновской экспансии. Поэтому сопоставление своеобразия мотивной и нарративной структуры этих произведений представляет особый интерес для исследователей.

Новаторские поэмы Вальтера Скотта, обращенные к истории, прочитанные Лермонтовым в оригинале, увлекали Лермонтова еще и сюжетами, романтическим изображением шотландской старины и особенно тем, что были связаны с представлениями Лермонтова о своем предке – Томасе-рифмаче (Лерманте). Высокая оценка романного творчества В. Скотта содержится в романе «Герой нашего времени». Поэма «шотландского чародея» и «Бородино» Лермонтова проникнуты как свойственным им историзмом, так и гуманистическими тенденциями, философским осмыслением роли личности в исторических событиях.

На знаменитом поле Ватерлоо Вальтер Скотт побывал через два месяца после того, как отгремела битва. Он беседовал с участниками сражения, в том числе с Веллингтоном, с которым познакомился в Париже. Лермонтов же, сохраняя нарративную структуру, использованную Скоттом (рассказ очевидца и участника сражения), создает свое «Бородино» через 25 лет после изображенного события. Сведений о знакомстве А.Т. Твардовского с поэмой Вальтера Скотта не сохранилось, но лермонтовское «Бородино», разумеется, повлияло на батальную поэтику А.Т. Твардовского.

Поэма Скотта и стихотворение Лермонтова представляют собой рассказ о сражении. Лирический герой В. Скотта рисует картину поля битвы, время от времени обращаясь к своему спутнику с побуждением (выражено императивом глаголов), например: «Fear not the heat, though full and high /The sun has scorched the autumn sky…» [4], «Ay, look again-that line, so black / And trampled, marks the bivouac…» [4] и т.д. В переводе Ю. Левина: «Не бойся солнца, хоть волной / Нас обдает осенний зной…» [2, с. 534], «Взгляни опять – тот черный знак / Оставил на поле бивак…» [2, с.535]. В стихотворении «Бородино» собеседник молодого солдата также разворачивает в своем рассказе-воспоминании картину боя. Такая нарративная структура характерна и для поэмы Твардовского – в тех ее главах, где повествуется о сражениях. Рассмотрим главу «Переправа». Об ориентации на слушателя говорят такие текстовые сигналы, как зачин (в середине главы!): «Было так:…» [3, с. 177], подведение итогов до начала нарратива о событии: «Этой ночи след кровавый / В море вынесла волна» [3, с. 177], кольцевое обрамление: «Переправа, переправа!» [3, с. 175; 181].

В поэме Скотта и стихотворении Лермонтова основное сюжетное событие – это событие повествования о сражении. В таком развертывании сюжета есть глубокий смысл: описанное сражение воспринимается как проявление вечного закона, как одна из битв, известных «от сотворения мира», закономерно помещаемых в контекст вечности. «Так, лермонтовское «Бородино», независимо от причисления его к «реалистической» или «романтической» поэзии, восходит, по сути, к глубоко архаическому жанру рассказа о битве; в стихотворении Лермонтова этот рассказ мотивирован воспоминаниями старого солдата («дяди», которого просят рассказать о былом), а в «Махабхарате», например, Санджая – «сута», т.е. возница слепого царя Дхритараштхи и по совместительству поэт, рассказывает своему господину, что творится на поле сражения. Согласно статье о сюжете «Бородина» в Лермонтовской энциклопедии, «основное событие стихотворения – рассказ о сражении». В рассказе старого солдата упоминается о долгом отступлении и промедлении перед решительной битвой – это не просто верность исторической правде (художественное произведение – не военное донесение и не историческое исследование), а еще и отсылка к ритуальному промедлению богатыря или мифологического героя перед вступлением в бой (Ахиллес, Арджуна и др.)» [1, с. 21].

Разработав в своем творчестве («Мармион», «Рокби») приемы новаторской исторической поэмы (т.н. «исторический пейзаж» и исторический колорит, а также соответствующие историческим реалиям изображение сражений и образы исторических лиц), Вальтер Скотт дал образцы европейским поэтам и даже прозаикам-баталистам. Однако другие нарративные приемы, как видим, восходят к устному народному творчеству и даже древнейшему религиозно-дидактическому эпосу.

Эти приемы (и древние эпические, и такие, которые поддерживают лермонтовские традиции, восходящие к творчеству Вальтера Скотта) используются и в поэме Твардовского. Повествование о войне поочередно берут на себя и герой, и автор. Сюжет автора обрамляет сюжет героя, что отчасти напоминает взаимоотношения героя и автора в пушкинском «Евгении Онегине». Напомним, что и «Махабхарата» в целом оформляется как рассказ в рассказе, вернее было бы сказать: рассказы в рассказах, и такая структура родилась в кшатрийской, т.е. воинской среде, где главным хранителем памяти о доблестных воинах был «сута», воин-поэт, аналог современного военного корреспондента. Твардовский писал свою поэму о войне и на войне, распределив «обязанности» между автором-повествователем и героем, а главы «От автора» обобщают и поднимают на новый уровень увиденное глазами героя и глазами повествователя.

И скажу тебе, не скрою, –
В этой книге, там ли, сям,
То, что молвить бы герою,
Говорю я лично сам.
Я за все кругом в ответе,
И заметь, коль не заметил,
Что и Теркин, мой герой,
За меня гласит порой [3, с. 245].

Такой смысл, как в приведенных строках «Василия Теркина», вполне соответствует роли суты в кругу воинов. Заметим, что композиция стихотворения В.А. Жуковского «Певец во стане русских воинов» также весьма напоминает архаический порядок выступления барда в кругу товарищей-бойцов. Итак, событие рассказывания содержит повествование о военных событиях. Рассказывание открывает автор: «Словом, книгу с середины / И начнем. А там пойдет» [3, с. 160].

Другой особенностью батальной поэмы является мотив войны как жатвы. Поле боя называется «полем», т.е. сельскохозяйственным локусом, но это поле – метафора судьбы и противостояния жизни и смерти. Еще в «Махабхарате» огромное значение приобретает мотив «поля» – битва происходит на «Курукшетре», «поле Куру», память о котором священна. «Поле» входит в рамку двух произведений о сражении («Поле Ватерлоо» и «Поле Бородина»), т.е. Лермонтов сознательно ориентируется на поэтику Скотта. У Скотта читаем: «И в час, когда ночная мгла / На жатву страшную сошла, / Скирдами высились тела / Сраженных в этот день» [2, с. 535].

Мирный пейзаж Ватерлоо и Угумона после битвы обрисован так (Пер. Ю. Левина):

Открылась неба синева,
Вдаль отступают дерева,
Видны кустарники, трава,
Селенье и овраг.
Крестьянин в поле у межи
Склонился над снопами ржи;
А ведь не ждал бедняк,
Когда стояли зеленя
Вблизи нещадного огня,
Что снимет спелый злак! [2, с. 534]

Для поэзии Твардовского также очень значимы метафоры и сравнения ратного дела с трудом земледельца. Война – это страшная «пашня», «борозда», «жатва». («Как война на жизнь ни шла / Сколько ни пахала…» [3, с. 258], – говорится в главе «О любви». «Отдымился бой вчерашний, / Высох пот, металл простыл / От окопов пахнет пашней, / Летом мирным и простым» – в главе «Кто стрелял?» [3, с. 226]). Мотивы поля, луга, травы соседствуют с мотивом войны, представленным упоминаниями об «окопах», «воронках», «рвах». Восприятие поля сражения как поля судьбы восходит к древнейшему устному народному эпосу. Кроме того, это и символ битвы добра со злом в человеческой душе.

«До войны едва в помине / Был ты, Теркин, на Руси. / Теркин? Кто такой? А ныне / Теркин – кто такой? – спроси… Словом, Теркин, тот, который / На войне лихой солдат…» [3, с. 288]. Образ Теркина – обобщенный, напоминающий о богатырях (рефрен о богатырях объединяет значение бородинской победы на «большом поле» с значением величайших битв в истории человечества, о которых слагались мифы и легенды). Таков и образ сражения в поэме Твардовского:

Бой идет святой и правый.
Смертный бой не ради славы,
Ради жизни на земле [3, с. 181].

У Вальтера Скотта в поэме «Ватерлоо» также подчеркивается особое значение битвы при Ватерлоо на фоне других битв (Кресси и Азенкур): «Не ведали доселе во Вселенной / Подобных бед Адама сыновья» [2, с. 546].

Этот мотив исключительности битвы продолжает Лермонтов в «Поле Бородина», где о Бородинском сражении говорится в аспекте сравнения с Чесмой, Римником и Полтавой, а в стихотворении «Бородино» сказано: «Вам не видать таких сражений!… Да, были люди в наше время». Победа нравственная воспевается больше, чем победа оружия.

У Вальтера Скотта:

But still in story and in song,
For many an age remembered long,
Shall live the towers of Hougomont
And Field of Waterloo! [4].

Перевод Ю. Левина:
Но, сколько б лет ни шло,
Уста молвы и песни звон
Расскажут людям всех времен
Про непреклонный Угумон
И поле Ватерлоо [2, с. 545].

У Твардовского на фоне воспоминаний о былых временах (например, в главе «Два солдата») главный смысл его поэмы еще более акцентируется: вневременное значение «святого и правого боя», продолженного в поэме «Теркин на том свете» как бой со смертью.

The narrative-motive structure of the battle text and the poem by A.T. Twardovsky «Vasily Terkin»

Gagloeva G.R.
undergraduate of 1 course of the Moscow City University, Moscow

Research supervisor:
Elena Yurevna Poltavets,
Docent of the Department of Russian Literature of the Institute of Humanities of the Moscow City University, Candidate of Philological Sciences, Associate Professor

Аnnotation. The article considers the poem of A.T. Twardowski's «Vasily Terkin» as a battle epic, incorporating the traditions of Lermontov's romantic poem. The subject of special interest of the researchers was a comparison of the peculiarity of the motivational and narrative structure of the works of Lermontov «Borodino», Walter Scott «Waterloo Field», the poem of D. G. Byron's Childe Harold's Wanderings and Ode to Waterloo by R. Southey.

Keywords: motive analysis, narrative, poem, Lermontov, Vasily Terkin.


  1. Полтавец Е.Ю. Мифо- и ритуалопоэтика: комментирование и функциональный анализ // Отечественная филология: курсы по выбору: учебное пособие для бакалавров. М.: МГПУ; Книгодел, 2018. С. 20-28.
  2. Скотт В. Собр. соч.: В 20 т. Минск: Валев, 1994. Т. 19.
  3. Твардовский А.Т. Собр. соч.: В 6 т. М.: Худож. лит-ра, 1976-1983. Т. 2.
  4. W.Scott. The Field of Waterloo. (дата обращения: 17.04.2020).
  1. Poltavets E.Yu. Myth and ritual poetics: commenting and functional analysis // Russian Philology: elective courses: a textbook for bachelors. M.: MGPU; Book Publisher, 2018. Page 20-28.
  2. Scott W. Sobr. Op. 20 t. Minsk: Valev, 1994.V. 19.
  3. Tvardovsky A.T. Sobr. Op. in 6 t. M.: Fiction, 1976-1983. V. 2.
  4. W. Scott. The Field of Waterloo. (date of the address: 04.17.2020).