Аннотация. В статье рассматриваются формирование проблематики рассказа «Тоска» А.П. Чехова, особенности конфликтосферы, способы организации сюжетно-композиционного и мотивно-архитектонического художественного целого.
Целью анализа является желание обнаружить словесно-пластические средства, с помощью которых Чехов добивается желаемого результата, понять, какие стилистические приемы автор использует при раскрытии проблематики, как они помогают ему при воплощении замысла, разобраться может ли лейтмотивом стать слово, которое ни разу не было употреблено в рассказе, увидеть создание аллюзии Чеховым.
Ключевые слова: Чехов, текст, метафора, описание, конфликтосфера, тоска.
Проблематика рассказа начинает формироваться в заглавии «Тоска» (1886), а также в эпиграфе: «Кому повем печаль мою?». Они связаны двумя словами с синонимическим значением – «тоска» и «печаль» [3, с. 326-330].
Мотивно-архитектоническая организация текста состоит из композиционно важных эпизодов, в которых тоска становится будто живым человеком. Особенностью архитектоники является усиление тоскливого настроения – чем ближе читатель к кульминации (которая в рассказе находится рядом с развязкой), тем больше он способен понять извозчика; посредством реплик седоков способен представить свое состояние (если бы эти слова были обращены ему), то есть поставить себя на место главного героя. Иона часто ведет внутренний монолог – говорить извозчику не с кем. Чехов олицетворяет тоску, придает этому чувству более значимую роль. Благодаря этому стилистическому приему читатель способен задуматься, насколько важно обратить внимание на человеческую беду, чтобы не дать возможность тоске стать «живым» слушателем горя.
Русский литературный критик Е.А. Соловьев, современник Чехова пишет о всеобъемлющем значении чувства, вынесенного в заглавие: «Тоска по общей идее – это очень большие слова. Это значит – тоска по идеалу, тоска по цельности миросозерцания, по цельности натуры, в которой ум не вступал бы в постоянную борьбу с чувством и, наоборот, в которой различные настроения не играли бы между собой в чехарду, по такой жизни, наконец, когда человек не видит ежеминутно оскорбленным свое сердце и свое понимание» [1, с. 292-293].
Обратимся к использованию сравнения при описании главного героя: «Извозчик Иона Потапов весь бел, как привидение» (курсив мой – М.Ф.) [3, с. 326]. Художник-пластик использует метафору незаметности: Иона является тем человеком, которого общество не видит, как и обычный человек не может заметить привидение. В этом моменте первый раз олицетворяется тоска; люди не способны видеть в Ионе человека, тогда главный герой начинает разговаривать сам с собой или со своей тоской.
Через описание главного героя угадывается его состояние на данный момент: «Он согнулся, насколько только возможно согнуться живому телу, сидит на козлах и не шевельнется. Упади на него целый сугроб, то и тогда бы, кажется он не нашел нужным стряхивать с себя снег...» [3, с. 326]. Человек в своих мыслях, он не придает значение внешним факторам, находится внутри себя. Сразу после описания Ионы речь начинает идти о лошади извозчика, которая похожа на своего хозяина. В данном эпизоде происходит подтверждение реалистического творчества Чехова, так как в реализме всегда есть причинно-следственная связь. Также доказательством моего предположения служит следующий абзац, который тоже начинается со слов «Иона и его лошаденка» (курсив мой – М.Ф.) [там же, с. 326]. Притяжательное местоимение «его» подтверждает мою мысль о том, что для героя это не просто животное, с помощью которого он выполняет работу, а что-то большее. Уменьшительно-ласкательный суффикс в существительном «лошаденка» тоже позволяет угадать отношение автора и героя к этому художественному образу, который в первую очередь служит средством для раскрытия характера Ионы. Говоря о характерологии, необходимо заметить, что каждый из персонажей рассказа, в первую очередь, является средством раскрытия или воплощения внутреннего мира главного героя – это становится ясно после анализа речевой характеристики героев, где обнаруживается большое количество восклицательно-унизительных обращений по отношению к Ионе.
Конфликтосфера формируется прежде всего с помощью второстепенных героев, которые являются связующим звеном между зарождением тоски, ее появлением и ее апогея, который достигается при катарсисе произведения. Изучая речевую характеристику седоков Ионы, можно сразу обратить внимание на контраст, который появляется между извозчиком и остальной «серой массой» людей. Большое количество восклицательных знаков и грубости в речах, обращенных к Ионе: «На Выборгскую!», «Куда прешь, Леший!», «Сворачивай, дьявол!» [3, с. 327-329] – усиливают тоскливое настроение произведения, ведь никто из людей не хочет выслушать Иону, понять его. На каждое из оскорблений герой не реагирует, он терпит или просто не слышит, а может быть, он слишком прост и добр, чтобы отвечать на унижения. Каждый из людей не собирался слушать историю Ионы, хотя это не является чем-то сложным, но у всех них свои проблемы, никого не интересует простой извозчик. Когда Иона в первый раз решился поведать свою печаль, происходит демонстрация детали портрета через использование глаголов: «Иона кривит улыбкой рот, напрягает свое горло и сипит» (курсив мой – М.Ф.) [там же, с. 327]. Кривит улыбкой он потому, что ему тяжело улыбнуться искренне, он пытается сделать это так, как может в данную секунду, напрягает горло тоже именно потому, что ему тяжело начать свой рассказ, может быть, Иона уже понимает, что его не станут слушать, а сипит он от неуверенности, которую вселили в него люди своим безразличием, которое и является лейтмотивом всего произведения. Один из седоков «закрыл глаза и не расположен слушать» [там же, с. 327], но на самом деле каждый из этих второстепенных персонажей не просто закрыл глаза (в буквальном смысле), а закрыл глаза на человеческую беду, о которой и хотели им рассказать. Ионе необязательно была нужна поддержка, ему нужно было выговориться кому-нибудь живому, а концовка произведения подтверждает, что живой оказалась только лошадь Ионы (вернемся к этому моменту позже). «По тротуару, громко стуча калошами и перебраниваясь, проходят трое молодых людей» [там же, с. 327] – то есть, седоки Ионы. Важно отметить, что их всего трое. После большого количества унижений один из седоков говорит: «Ты слышишь, Змей Горыныч? Или тебе плевать на наши слова?» (курсив мой – М.Ф.) [там же, с. 328]. В данном вопросе демонстрируется гений Чехова: седоков всего трое (курсив мой – М.Ф.), все из них злые, один упоминает Змея Горыныча и называет им Иону, не понимая, что в данном случае змеем являются они сами (три головы – три седока). После чего сразу задает вопрос, который по логике должен был задать Иона по отношению ко всем трем седокам: «Или тебе плевать на наши слова?» [там же, с. 328]. В данном случае образ Змея Горыныча аллегорически переносится на седоков, а вопрос, который они задают Ионе, на самом деле должен быть обращен к ним.
Извозчик признается сам, что ему «хочется говорить», а «спать всегда успеется» [3, с. 328] – после тяжелого рабочего дня Иона ставит ценность человеческого общения намного выше сна. Эта деталь помогает раскрыть образ Ионы. Важно обратить внимание, что все эти слова являются внутренним монологом героя, ведь говорить ему не с кем; вот так художник благодаря нескольким словам формирует в художественном образе целый набор по-настоящему ценных человеческих качеств.
Тоскливое настроение произведения передается и через диалоги героев, безразличие и унижения человека, у которого случилось горе, но Иона все равно говорит: «Были бы только седоки» [3, с. 328] – ему важно, чтобы «чувство одиночество начинало отлегать» [там же, с. 328]. Когда главного героя ударил один из седоков, Чехов пишет: «Иона больше слышит, чем чувствует, звуки подзатыльника» [там же, с. 329] – это снова является подтверждением того, что герой заперт в своих мыслях, он находится внутри себя, откуда невозможно выбраться без человеческой помощи. А в итоге оказывается, что самым гуманным героем из окружения Ионы оказалась лошадь; это трагикомично, но правда. «Отдается тоске…Обращаться к людям он считает уже бесполезным» [там же, с. 327] – вот так человеческое безразличие способно убить веру в добро и понимание, но главный герой продолжает надеяться на человечество, и он искренне не понимает, откуда взялась тоска: «И на овес не выездил, – думает он. – Оттого-то вот и тоска» [там же, с. 330]. Благодаря внутренней детали психологизма подтверждается тот факт, что Иона очень простой и добрый человек. Родство между лошадью и извозчиком можно прочитать через обращение героя к своему другу: «Так-то, брат кобылочка» (курсив мой – М.Ф.) [там же, с. 330].
Насколько повествователь близок Чехову как историческому автору? «Существуют явления стиля, которые приводят к лицу автора» [2, с. 26], – писал Тынянов. Чтобы осмыслить это высказывание, Чеховской «Тоски» будет недостаточно, так как необходимо соотнести с другим произведением и попробовать найти тенденцию, мотив, которые проносит Чехов через свои произведения. В рассказе Попрыгунья (1891) тоже присутствует тоскливое настроение, но не дается четкой авторской позиции. Необходимо провести связь между несколькими факторами – Дымов, главный герой рассказа, умирает, но почему? Он был готов пожертвовать своей жизнью. Печальное настроение рассказа смешивается с социальным детерминизмом, которого смог избежать Дымов – мы понимаем, что он сильный человек, а именно таких людей и ценит Чехов. А главный герой «Тоски» не умирает, хотя признается, что общаться с людьми уже не видит смысла. Через стиль автора, его индивидуальный подход к передаче мысли можно попробовать догадаться, каких людей ценил художник, каких жизненных позиций он придерживался.
Авторский риторический вопрос звучит в середине текста рассказа: «Не найдется ли из этих тысяч людей хоть один, который выслушал бы его?» [3, с. 329]. Как выясняется: в лошади человеческого намного больше, чем в людях. Теперь хотелось бы рассмотреть аллюзию Чехова к Данте, которую я смог увидеть. Для этого необходимо вспомнить великого итальянского поэта и мыслителя (а также древнегреческую мифологию), изучить, что объединяет эти два образа. Чем похожи «Божественная комедия» и «Тоска», чем похожи Иона и Харон? Итак, Харон – перевозчик душ умерших через болото Стикс. Иона – извозчик, а Харон – перевозчик. Для того чтобы понять, в чем они похожи, необходимо вспомнить историю древнегреческого персонажа: как мы знаем, когда Харон перевозил души умерших (это важно), ему всегда мешали усопшие, которые были обречены на вечные муки в болоте; Харону приходилось отталкивать их веслом. А в произведении Чехова нет болота, но есть обычный город, а вот люди так же, как и в истории Харона, мешают Ионе везти седоков: «Куда прешь, Леший» [там же, с. 326] – на первых же порах слышит Иона возгласы из темной, движущейся назад и вперед массы. «Куда черти несут? Пррава держи!» [там же, с. 327], «Бранится кучер с кареты, злобно глядит и стряхивает с рукава снег прохожий, перебегавший дорогу и налетевший плечом на морду лошаденки» [там же, с. 327]. Проанализировав эти эпизоды, можно понять, что толпа в «Тоске» мешает извозчику ехать так же, как и в истории Харона грешники в болоте мешают плыть перевозчику. Почему седоки не видят человека в Ионе? Харон перевозит уже усопшие души, то есть мертвых. Как мертвые способны увидеть живого человека? Безусловно, в «Тоске» седоки являются моральными трупами, а вот у Данте они в буквальном смысле умершие. Умершее не способно увидеть живое.
Теперь необходимо обратиться к ономастике и снова к «Божественной комедии». Седоки упоминают лишь одно женское имя, этот образ является внесценическим, не участвующим в развитии сюжета. Он лишь помогает сформировать эту тонкую нить, которую мы стараемся провести между двумя произведениями. Это имя – Надежда: «Длинные начинают говорить о какой-то Надежде Петровне» [3, с. 328]. Неопределенное местоимение «какой-то» используется неспроста. Если представить, что Иона действительно находится в аду, то ему не может быть знакомо слово «надежда», ведь как писал итальянский поэт: «Оставь надежду всяк сюда входящий» – именно поэтому Надежда упоминается лишь раз; она не участвует в действии, потому что этому миру не знакомо такое слово, имя; оно существует где-то далеко. Плата, которую получали оба героя мала – как мы знаем, Харону платили одним оболом, всего лишь одну монету клали под язык, а в «Тоске» упоминается оплата лишь раз: «Что рубль, что пятак – для него теперь все равно» [там же, с. 327]. Для обоих плата была не слишком большая, но оба они выполняли свою работу.
Образ Змея Горыныча тоже перекликается с одним из персонажей Данте. Цербер – трехголовый пес, охраняющий выход из царства мертвых. Он также является трехголовым, как и русский фольклорный персонаж. Проводя такие «нити» между двумя произведениями, можно обнаружить некоторые сходства «Божественной комедии» и «Тоски». Но все-таки я считаю, что главная тема произведения выведена в заглавие и эпиграф, а аллюзия является данью уважения Итальянскому гению.
Таким образом, становится ясно, что инструментами Чехова при воплощении замысла становятся такие стилистические приемы, как метафора, сравнение, олицетворение. Также русский писатель-пластик с помощью речевой характеристики второстепенных героев способен раскрыть характер главного героя, а благодаря деталям, фольклорному образу и ономастике становится видна аллюзия к «Божественной комедии».
Список литературы:
- Соловьев Е.А. (Андреевич). Антон Павлович Чехов. Критический очерк // А.П. Чехов: pro et contra: Творчество А.П. Чехова в русской мысли конца XIX – начала ХХ века (1887-1914): Антология / Сост. И.С. Сухих. СПб.: РХГИ, 2002. С. 269-327.
- Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино / Отв. ред. В.А. Каверин и А.С. Мясников. М.: Наука, 1977. 578 с.
- Чехов А.П. Тоска // Чехов А.П. Полн. собр. соч. и писем: в 30 т. М.: Наука, 1974-1982. Т. 4. [Рассказы, юморески], 1885- М.: Наука, 1976. С. 326-330.
The conflict sphere of A.P. Chekhov's short story «Sadness» and the author's means of implementing his idea
Filatov M.M.,
bachelor of 3 course of the Moscow City University, Moscow
Abstract. The article examines the formation of the problematic of the story «Sadness» by A.P. Chekhov, the features of the conflictosphere, the ways of organizing the plot-compositional and motif-architectonic artistic whole. The purpose of the analysis is to discover the verbal and plastic means by which Chekhov achieves the desired result, to understand what stylistic techniques the author uses to uncover the problem, how they help him in the realization of the idea, to figure out whether the leitmotif can be a word that has never been used in the story, to see the creation of an allusion by Chekhov.
Keywords: Chekhov, text, metaphor, description, conflictosphere, longing.
References:
- Soloviev E.A. (Andreevich). Anton Pavlovich Chekhov. Critical essay // A.P. Chekhov: pro et contra: The Works of A.P. Chekhov in Russian Thought of the Late 19th – Early 20th Century (1887-1914): Anthology / Comp. I.S. Sukhikh. St. Petersburg: RKhGI, 2002.: 269-327.
- Tynyanov Yu.N. Poetics. History of Literature. Cinema / Eds. V.A. Kaverin and A.S. Myasnikov. Moscow: Nauka, 1977. 578 p.
- Chekhov A.P. Longing // Chekhov A.P. Complete Works and Letters: in 30 volumes. Moscow: Nauka, 1974-1982. Vol. 4. [Stories, Humorous Stories], 1885-1886. Moscow: Nauka, 1976.: 326-330.