Аннотация. В статье рассматриваются мотивы «красоты» и «таланта» в романе Леонида Андреева «Сашка Жегулев» и их функционирование в образах героев. Также в ходе исследования выявляется особенность реализации данных мотивов. Проводится сравнение устоявшейся коннотации слов «талант» и «красота» с непривычным пониманием этих слов в романе Леонида Андреева.
Ключевые слова: Мотив, «красота», «талант», коннотация, функционирование мотивов, образы.
Проблема революции и бунта считается одной из важнейших и сквозных в творчестве Леонида Андреева. И последним произведением, посвященным этой проблеме, стал роман «Сашка Жегулев», который автор написал в 1911 г. На роман Леонид Андреев возлагал большие надежды, чтобы вновь завоевать внимание публики, охладевшей к нему в тот период. Однако он не вызвал общественного сочувствия. Роман «Сашка Жегулев» «задумывался как антитеза новелле «Тьма», в которой революционер-террорист жертвовал своей «чистотой» во имя слияния с «темным» народом. Но реабилитация не удалась, а роман не только его современниками, но и последующими поколениями ученых был признан неудачей писателя» [7, с. 171]. Однако в последнее десятилетие многие ученые, например, такие как А. Ачатова [1], Л.А. Иезуитова [2, 3], Е.В. Каманина [4], Е.А. Михеичева [6] «полагают, что подобные оценки «Сашки Жегулева» вызваны непониманием специфики его художественной формы и воплощенной в ней авторской концепции революции» [7, с.171].
Одним из ключевых терминов данной работы является «мотив».
Существует множество трактовок понятия мотив, в докладе мы придерживаемся определения, данного В.В. Прозоровым: «Мотив – некоторое (в повествовательно-протяженных сюжетах) развивающееся постоянство, относительная повторяемость движений и жестов, часто предметно (объектно) выраженная: в характерах и поступках героев, в лирических переживаниях, в драматических действиях и ситуациях, в символически обозначенных, разномасштабных художественных деталях и т.д.» [8, с. 69]. В данной формулировке видно, что самым важным фактором понятия автор считает, прежде всего, повторяемость.
В романе Леонида Андреева «Сашка Жегулев» наиболее интересными нам показались мотивы «красоты» и «таланта». Мы рассмотрим их коннотацию, развитие и трансформацию в романе.
Прежде всего, сделаем акцент на их традиционной положительной коннотации. Для этого обратимся к одному из авторитетных словарей:
«КРАСОТА́, красоты, мн. красоты (красоты устар.), жен.
- только ед. отвлеч. сущ. к красивый. Красота рисунка. Красота северной природы.
- только ед. Красивое, прекрасное (как общее понятие; книжн.). Истина, добро и красота.
- только мн. Красивые места; то, что производит художественное впечатление. Красоты Крыма. Поэтические красоты.
- только ед. Красивая, привлекательная наружность. Он не отличался красотой.
- Красавица (устар.). «Влюблен я, дева-красота.» Языков. «Его (Гименея) завистливые взоры теперь не страшны красотам.» Пушкин.
- только ед., в знач. междометия. Очень красиво, хорошо, ловко (прост., часто ирон.). Поскользнулся, упал в грязь – красота! Во всей красоте, для красоты - то же, что во всей красе, для красы (см. краса)» [11].
«ТАЛА́НТ
тала́нта, м. [греч. talanton, букв. вес, весы].
- только ед. Дарование, одаренность, выдающиеся природные способности. «Твое искусство, твой талант почтили данью равной.» Некрасов. Чаще мн. Вообще способность к чему-н., уменье что-н. делать (разг.). У него масса талантов.
- Одаренный, талантливый человек. Таланты и поклонники (название пьесы А. Островского).
- Древнегреческая весовая и монетная единица.
- В современной Греции – мера веса, равная 150 кг. Зарыть талант в землю – не заботясь о развитии таланта, дать ему заглохнуть, погубить его [из евангельской притчи о зарытых в землю и не использованных талантах-деньгах]» [11].
После вышесказанного не остается сомнений в положительной коннотации этих слов. Однако в начале романа данные слова теряют свое позитивное значение. Рассмотрим подробнее.
Мотивы «красоты» и «таланта» очень осязаемы, они реализуются с помощью прямой номинации, синонимичных слов и фраз, поэтому выявить их не составит труда. В начале романа видна очень высокая повторяемость единиц, составляющих данные мотивы, что говорит о принципиальной их важности.
Оба эти мотива находятся почти всегда в связке, идут «рука об руку». Поэтому мы будем говорить о двух мотивах сразу, не разделяя их. Уже во второй главе при вводе образов Елены Петровны и Саши звучат мотивы «красоты» и «таланта»: «Первое время ихней жизни в Н., когда Елена Петровна всеми силами стремилась установить в своей жизни культ красоты, эта Сашина бездарность казалась ей ужасным горем, даже оскорбляла ее, точно ее самое лишили талантов или сказали, что она в своей талантливости ошибается, и нет ее совсем» [10]. Казалось бы, что плохого в том, что Елена Петровна хочет создавать вокруг себя красоту, а в своих детях видеть талант? Однако использованное слово «культ» сразу же создает ощущение настороженности. От такого стремления не ждешь чего-то хорошего. Мотив таланта здесь не вызывает пока диссонанса в голове, однако стоит отметить, что в образе Саши в начале отмечается, прежде всего, его «бездарность», и это является «горем» для его родных. Совсем другое же отношение к его бесталанности будет у Колесникова: «Пусть они, умные да талантливые, делают по-своему, а мы, бесталанные, двинем по низу, того-этого! Я мужик, а ты мальчишка, ну и ладно, ну и пойдем по-мужичьему да по-ребячьему!» [10].
Красота больше не в почете, она вызывает у Саши лишь чувство стыда и отвращения: «Это твоя красота, – он повел плечом в сторону тех комнат, – она очень хороша, и я очень уважаю в тебе эти стремления; да мне и самому прежде нравилось, но она хороша только пока, до настоящего дела, до настоящей жизни… Понимаешь? Теперь же она неприятна и даже мешает» [10].
Неоднократно в тексте подчеркивается индивидуализированная направленность стремления к красоте и таланту. Одеваясь красиво, создавая чистоту, играя на фортепьяно, герои создают комфортную атмосферу, прежде всего, для себя. Например, желание наполнить дом красотой у Елены Петровны возникает из-за личных мотивов, из-за своей личной трагедии: «…своими руками захотела создать красоту, которой так больно не хватало в прежней жизни с генералом» [10]. Хотя она всё же и пытается оправдать это желание общим благом. Многие приходят в их дом, чтобы полюбоваться этой красотой, что создала Елена Петровна. Она, конечно, испытывает за это гордость. Ей хочется похвастаться своим личным благополучием.
Но наступает время перемен, где не должно оставаться личного. Настал период жертв ради общего блага. Именно поэтому приятели Саши чувствуют эти перемены, витающие в воздухе, и говорят, что в доме Погодиных «слишком уж красиво» [10]. Не раз автор делает акцент на красоте Жени Эгмонт, девушке, которая могла бы стать первой любовью Саши, встреться они в иное время. Рядом с её именем часто можно встретить эпитет «прекрасная». Но Саша не может позволить себе насладиться этой красотой, ему приходится отказаться от личного целиком и полностью. И даже на созерцание чужой красотой он не соглашается. Елена Петровна тоже интуитивно чувствует, что не стоит делать акцент на внешности Саши, потому что для него красота стала практически врагом: «Не надо говорить ему, что он красив» [10].
Наиболее ярко негативная оценка красоты чувствуется в моменте, когда этот мотив соприкасается с мотивом «пустоты», который тут же вытягивает всё положительное значение из него: «Потом занялась [Елена Петровна] красотою вещей. Со вкусом, составлявшим неразрешимую загадку для захолустного Н., вдруг изменила обычный облик всех предметов, словно надышала в них красотою; нарушила древние соотношения, и там, где человек наследственно привык натыкаться на стул, оставила радостную пустоту (Курсив наш. – А.С.)» [10]. Вместо практической цели Елена Петровна выбирает эфемерную радость, которую автор громко и четко называет пустой. Главный же герой не может оценивать это как нечто положительное, он стремиться к изменениям, он предпочитает делать, а не созерцать или просто размышлять.
В этом отношении к революции и отрицанию таланта и красоты (как доказательств эгоизма людей) главного героя мы узнаем и самого Леонида Андреева. Ведь Первую Русскую революцию Андреев воспринял с воодушевлением. В ней он видел прямой путь к Свободной России: «Люди уже потеряли власть над событиями, начали действовать стихии, и что даст революция, умноженная на весну, на холеру, на голод, – невозможно решить. А в итоге будет хорошо – это несомненно…» [5]. Оптимизм Леонида Андреева отразился и в письме к Вересаеву от 6 февраля: «В России будет республика – это голос многих, отдающих себе отчет в положении дел <...> Вы поверите: ни одной мысли в голове не осталось, кроме революции, революции, революции» [9].
Ярко звучит мысль и о ненужности таланта: «И менялось все с той именно минуты, как увидит человек Сашины глаза, а – тогда вдруг и голос его услышит, а то и голоса не слыхал, и почувствует особую значительность самых простых слов его, и вдруг неожиданно заключит: а что такое талант? – да и нужен ли талант?» [10].
Талантливым людям не место на войне, к ней смогут приспособиться только «бесталанные» или же талантливые в новом понимании (вне категории искусства). Этому доказательством является история Колесникова. Он, уверенный в своей бездарности, готовый слиться с лесом и стремящийся, как никто к переменам, вдруг обнаруживает, что его боязнь ассимилироваться с лесом и стать настоящим зверем оказалась напрасной, он понимает, что он обманывал сам себя, и что у него, «у волка-то зубы оказались вставные» [10]. Раскрылся и настоящий талант Колесникова. Умел он хорошо петь, отчего и заслужил прозвище «Соловей». Истинно талантливым, умеющим задевать души других людей не выжить в мясорубке революции, об этом можно судить и по Петруше, который трагически погиб, что было для него, скорее всего, единственно возможным исходом, так как состоял из совсем другого теста, слишком нежного для столь жестоких событий: «Даже обиделся Петруша и несколько дней совсем отказывался петь, – был он ребячлив, как все истинные таланты, и непрестанно нуждался в сочувствии» [10].
Главный же герой тоже в конце не справляется с молотом революции, тот переломил его стремления. Народ, ради которого Саша отказался от всего личного, даже от собственного имени, оказывается обычной толпой, не готовой к разумным переменам. Его страдания были напрасны. И в финале мы видим чудовищную несправедливость, как его чистая кровь смешалась с кровью убийц и воров. Но именно здесь и чувствуется переосмысление автором революции. В 1907 г. Леонид Андреев меняет свое отношение к революции и воспринимает ее как нечто разрушительное, убивающее русскую культуру.
Это переосмысление отражается и в трансформации мотивов. Слова «талант» и «красота» вновь приобретают положительную коннотацию. Потому что автор приходит к выводу, что нельзя изменить мир, отказавшись от этих ключевых вещей. Не такими должны быть перемены. Будущее за эстетикой, за научным развитием. Не зря в эпилоге (наиболее сильным местом текста) мы видим, как трансформируются героини в своем отношении к таланту и красоте, снова стали наводить чистоту в доме: «И уже не стали комнаты: занялись обе девушки уборкой и раскрыли ящики, расставили мебель, повесели драпри и гардины…» [10]; «…у Сашеньки <…> очень большой талант!» [10]. Они желают вернуть их в свою жизнь. Именно такое переосмысление мотивов дает читателям надежду на то, что будущее будет строиться не на грязи, боли и крови, а на основе таланта и красоты народа.
Motives of «beauty» and «talent» in Leonid Andreev's novel «Sashka Zhegulev»
Sidorova A.А.
bachelor of 5 course of the Moscow City University, Moscow
Research supervisor:
Gromova Alla Vitalievna,
Professor of the Russian Language Department of the Institute of Humanities of the Moscow City University, Doctor of Philology, Associate Professor
Annotation. The article discusses motifs of «beauty» and «talent» in Leonid Andreev's novel «Sashka Zhigulev» and their functioning in the character's image. Studies also reveal the peculiarity of the implementation of these motifs. The comparison is being made about established connotation of the words «talent» and «beauty» with the unusual understanding of these words in the novel.
Keywords: motive, «beauty», «talent», connotation, the functioning of the motifs, images of the characters.
- Ачатова А.Л. Андреев. «Сашка Жегулев». Проблема героя и авторской позиции // Художественное творчество и литературный процесс. Томск, 1985. Вып. 7. С. 69-66.
- Иезуитова Л.А. «Сашка Жегулев» и другие произведения Л.Н. Андреева о революции в свете проблем философии и психологии истории // Русское революционное движение и проблемы развития литературы. Л., 1989. С. 73-90.
- Иезуитова Л.А. Искусство портрета в романе Андреева «Сашка Жегулев» // Портрет в художественной прозе. Сыктывкар, 1987. С. 35-47.
- Каманина Е.В. Из наблюдений над «Сашкой Жегулевым» (к проблеме неомифологического романа) // Леонид Андреев: Материалы и исследования. М.: Наследие, 2000. С. 256-265.
- Леонид Андреев / Наталья Скороход. М.: Молодая Гвардия, 2013. 430 [2] с.: ил. (Жизнь замечательных людей: сер. биогр.; вып. 1431).
- Михеичева Е.А. Роман Л. Андреева «Сашка Жегулев» как явление психологической прозы // Эстетика диссонансов: О творчестве Л.Н. Андреева. Орел, 1996. С. 72-77.
- Московкина И.И. Между «pro» и «contra»: координаты художественного мира Леонида Андреева: Монография. Харьков: ХНУ имени В.Н. Каразина, 2005. 288 с.
- Прозоров В.В. Другая реальность: очерки о жизни в литературе. Саратов, 2005. 207 с.
- Реквием [Текст]: Сборник памяти Леонида Андреева / Под ред. Д.Л. Андреева и В.Е. Беклемишевой; С пред. В. И. Невского; Предисловие: «От составителей». В. Беклемишева. Даниил Андреев; Папка: И. Ф. Рерберг. Москва: Федерация, 1930 (тип. газ. «Правда»). 283 с.
- Сашка Жегулев / Л. Андреев. М.: T8RUGRAM, 2018. 314 с.
- Толковый словарь Ушакова. Д.Н. Ушаков. 1935-1940 гг. (дата обращения: 11.03.2021).
- Achatova A.L. Andreev. «Sashka Zhegulev». The problem of the hero and the author's position // Artistic creativity and literary process. Tomsk, 1985. Out. 7. Page: 69-66.
- Jesuitova L.A. «Sashka Zhegulev» and other works by L.N. Andreev about the revolution in the light of the problems of philosophy and psychology of history // Russian revolutionary movement and problems of the development of literature. L., 1989. Page: 73-90.
- Jesuitova L.A. The art of portrait in Andreev's novel «Sashka Zhegulev» // Portrait in art prose. Syktyvkar, 1987. Page: 35-47.
- Kamanina E.V. From observations on «Sashka Zhegulev» (to the problem of the neomyphological novel) // Leonid Andreev: Materials and research. Moscow: Heritage, 2000. Page:256-265.
- Leonid Andreev / Natalya Skorokhod. Moscow: Young Guard, 2013. 430 [2] s.: il. (Life of wonderful people: ser. biogr.; issue 1431).
- Mikheicheva E.A. Roman L. Andreeva «Sashka Zhegulev» as a phenomenon of psychological prose // Aesthetics of dissonances: About the work of L.N. Andreev. Eagle, 1996. Page: 72-77.
- Moskovkina I.I. Between «pro» and «contra»: coordinates of the art world Leonid Andreev: Monograph. Kharkov: KHNU named after V.N. Karazin, 2005. 288 pages.
- Prozorov V.V. Another reality: essays on life in literature. Saratov, 2005. 207 pages.
- Requiem [Text]: Collection of memory of Leonid Andreev / Ed. D.L. Andreev and V.E. Beklemisheva; C before. V.I. Nevsky; Preface: «From the compilers». V. Beklemisheva. Daniil Andreev; Folder: I.F. Rerberg. Moscow: Federation, 1930 (type. gas. «Truth»). 283 pages.
- Sashka Zhegulev / L. Andreev. М.: T8RUGRAM, 2018. 314 pages.
- Ushakov's explanatory dictionary. D.N. Ushakov. 1935-1940 (date of the address: 11.03.2021).