Аннотация. В статье рассматривается образ Джакомо Казановы как героя-любовника, его связь с итальянским текстом, а также его роль в творчестве М.И. Цветаевой. Образ прослеживается от «Мемуаров» Казановы до «Приключений» Цветаевой.
Ключевые слова: Италия, Джакомо Казанова, «Мемуары», Цветаева, «Приключения», «Феникс».
Венеция – как венецианец Казанова: к ней притягивает как раз то, что ее любили столь многие. Миф Венеции так же привлекателен, как она сама. Правильно делают те (Феллини!), кто изображает Казанову пожилым и потертым: ему достаточно легенды о себе.
Петр Вайль
В творчестве и жизни Марины Цветаевой итальянские мотивы занимают не последнее место. Проследив за историей ее жизни, можно увидеть, что Италия стала для писателя своеобразным идеальным миром, ассоциирующимся с моментами жизни, в которые она была счастлива. Образ Италии в творчестве Цветаевой может быть проанализирован в нескольких аспектах. Помимо биографического уровня (ее жизнь в Нерви и свадебное путешествие, включающее в себя поездку по Сицилии в 1912 г.), мы сосредоточим свое внимание на использовании Цветаевой тех или иных ключевых фигур «итальянского текста» в собственном творчестве. В данном случае речь пойдет о Джакомо Казанове, пик увлечения образом которого приходится на 1917-1920 гг.
«Вечный образ» героя-любовника, авантюриста, прожигателя жизни всегда вызывал определенный интерес в читательских кругах, о чем свидетельствует известность Дон Жуана, Калиостро, Ловеласа. У Казановы послужной список «благодетелей» закономерно продолжить его эпистолярными изысками. По разным сведениям, им было написано около 20 произведений. Именно его «Мемуары» не оставили равнодушными Пушкина А.С., Достоевского Ф.М., Цветаеву М.И. В 1919 году Цветаева М.И. напишет один за другим два драматических текста, посвященных фигуре «великого любовника»: «Феникс» (или «Конец Казановы») и «Приключение», с посвящением: «Дочери моей Ариадне – Венецианским ее глазам».
Жизнь Казановы – «вечный» карнавал: смена родов и видов деятельности, статусов, окружения и городов, жизнь на широкую ногу и с блеском в глазах, нескончаемая «неуверенность» в завтрашнем дне и фееричность замыслов на будущее. Его образ стал символом любимой цветаевской эпохи XVIII века. Интерес к Казанове у Марины Цветаевой возник не в одночасье, подходов было несколько, тем глубже и теснее связь с ним в качестве лирического героя сопровождала ее в дальнейшем. «Мемуары», с которыми Цветаеву познакомил Волошин в 1910 г., первоначально были ею отвергнуты как «неприличное чтение», однако в 1917 г. оказались переоценены и стали одной из любимых книг.
Обращение к образу Казановы прошло через несколько стихотворений Цветаевой М.И. Там он еще молод и полон сил, он «вызывает» любовь в окружающих и испепеляет их тем же чувством. «Beau tenebreux! – Вам грустно. – Вы больны» (1918 г.), «Плащ» (1918 г.), в мечтах создание пьесы «Лео» о дочери Казановы (мечтам не суждено было сбыться). Личность «великого любовника» восхищает Цветаеву. Он не так прост, как хочет казаться, и помыслы его, на первый взгляд, низменные, имеют глубину и цвет – цвет любви, свет жизни, энергию быстротекущей реки. Его главное оружие – слово. Подпитываясь эмоциями окружающих, он, как всякая река, иссякает при их отсутствии, но при этом всегда остается самим собой. Мифотворчество, умение плести интриги, вера в удачу обязательно найдут своего зрителя и последователей. Казанова – яркий пример «героя своего времени», человека, за которым всегда хочется подсматривать и идти. Вся жизнь – игра, вся жизнь – театр.
Несмотря на это, незаурядные интеллектуальные способности позволяют ему быть увлекательным собеседником Вольтера, Екатерины Великой, Бенджамина Франклина, Моцарта, переводчиком «Илиады» на венецианский диалект, автором нескольких серьезных математических трудов, приводят в недоумение его потомков и способствует переоценке его личности в веках. Он, как всякий искатель приключений, давал обществу то, что оно требовало.
В период 1918-1919 гг. Цветаевой было написано шесть пьес, среди которых «Фортуна», «Феникс», «Приключение». «И ни в одной – ни слова о современности» [3: с. 188]: только изысканный XVIII век, камзолы, шпаги, королевы, благородство, бескорыстие, честь. Этим наполовину придуманным миром, возможно, Марина Ивановна пыталась, как могла, отгородиться от хаоса вокруг, поддерживая себя в сложное революционное время.
Когда вокруг разорение и неразбериха, своим «Фениксом» Цветаева переносит читателей в мир красоты и венецианского изящества. Среди действующих лиц Казанова – библиотекарь замка. В ремарке о нем сказано: «Чем стал я? Ничем. Чем был я? Всем» (фр.), он окружен ореолом таинственности для одних:
ВТОРАЯ ПОСУДОМОЙКА
А из каких он городов-то
Сюда к нам прибыл?
ЛАКЕЙ
Изо всех…» [8: с.503],
А для других становится предметом сплетен и пересудов. На кухне замка повар ведет о нем разговор: «А уж силен да статен, с таким не свяжешься!», прачка называет его «безбожник», «садовник», «наглец», а старый камердинер становится на защиту своего хозяина:
«А я вам, люди, доложу:
Весь век по господам служу! ˂ ˃
Он да мой барин – вот вельможи!
А все другие – тьфу!» [8, с.506].
Домашний поэт после брошенного взгляда на портрет Казановы признает в библиотекаре замка Дукс расхитителя сердец:
«Как не узнать? Все те ж
Глаза – двойным костром полночным!»
Дворецкий вторит:
«Он сам же в возрасте побед!» [8, с.509].
В этой пьесе Цветаева романтизирует старого Казанову, полностью исключая «снижение» его образа. Основный конфликт – возраст персонажа и молодость его сердца, несовместимость героя и времени, с которым ему приходится мириться.
Старый Казанова – карикатура на себя самого. В атмосферу легкомыслия, сопутствующую ему всю жизнь, вторгается горькая жизненная правда. Издевательства со стороны дворни, «превосходящей» его сейчас во всем, возглавляет бездарный рифмач, который безжалостно издевается над библиотекарем:
ВИДЕРОЛЬ
(угодливо)
Этот лоб
Всех коронованных особ
Советчик [8, с.523].
Казанова у Марины Цветаевой – это человек, отягощенный грузом прошлого, однако за собой автор оставил право романтизировать образ главного героя. Облик состарившегося Казановы, «величественного, гордого, смешного, но никогда не жалкого в постигшем его непоправимом бедствии – старости», навеян был Стаховичем А.А., прекрасным актером МХТ. «Бритый стройный старик всегда немножко старинен, всегда немножко маркиз. И его внимание мне более лестно, больше меня волнует, чем любовь любого двадцатилетнего. Выражаясь преувеличенно: здесь чувство, что меня любит целое столетие. Тут и тоска по его двадцати годам, и радость за свои, и возможность быть щедрой – и вся невозможность», – писала Марина Ивановна в 1917 году [9, с.148]. Сильнейшим потрясением для Марины Ивановны стал его уход из жизни. «Она мысленно спрашивала его тень: «Без чего вы бы не вынесли еще одного часа?» Ответ для нее был однозначен. Стахович не вынес существования без любви – в особом цветаевском понимании этого чувства: любви, окружающей человека нежностью, дающей ощущение, без которого человек погибает в ледяной пустыне одиночества, ощущение своей необходимости на земле» [3, с. 192]. «Смерть Стаховича довершила в поэтическом воображении Цветаевой его образ – олицетворение несдающейся старины (но не старости!), не желающей примириться с «новью» [6, с.131]:
Я, старый бражник, без вины
Сегодня. В дни моей весны
Я и тринадцатым на ужин
Придя – был первым, ибо нужен
Тогда красавицам был, днесь –
Не нужен. Такова Фортуна»,
– мудрствует Казанова («Феникс») [8, с. 514].
У Марины Цветаевой это гордый и непреклонный герой: такой может быть хранителем не только города, но и целого государства.
Любовь как высший смысл существования жизни на земле – это Казанова, это Марина Ивановна Цветаева. «Жить для нее – значит любить» [6, с. 126]. «Без этого (любви) я вообще не живу ˂…˃ Каждая моя строка –любовь», – писала М. Цветаева в своих письмах, ставших уже литературой.
Миф о самой Венеции также привлекателен, как и она сама. В каждой гондоле мерещится герой-авантюрист, смелый прожигатель жизни, человек, которому удается все, но лучше всего – соблазнять женщин. И «соблазненная Казановой, отбросив ревность, рекомендует его другой, как боготворящего их пол мужчину». [9, с. 440].
«Фигура старого Казановы, который некогда был всем и стал ничем, разрасталась у Марины Цветаевой в образ едва ли не величественный и оживала, можно сказать, воочию» [6, с.42]. Друзья и враги, окружающие его в замке Дукс, каждый по-своему напоминали о прошлом – детстве, юности, беспечной молодости.
Поэт-Казанова признается: «…Музу, Единственную изо всех Любовниц – не пугает старость» [8, с.522]. Его речи беспощадно-правдивы, но как же горько ему сознавать, что «Труднейшее из всех искусств – Не медлить на вселенской сцене!» [5, с. 512].
Нелепость и трогательность последнего жеста становится стыдливой для читателя. В холодную ночь перед Новым годом он бежит из замка в никуда, от себя самого. Эта последняя ночь века завершает целую эпоху, и он, как ключник, выбрасывает связку ключей вместе с воспоминаниями и напоминаниями о былом. На его век хватит славы, почитания, гонения и заточения.
Питер Акройд в книге «Венеция. Прекрасный город» настаивает, что именно шарм Казановы придает городу привлекательность и пикантность. Где, как ни в городе «вечного» праздника, мог появиться на свет и «блистать» потомственный комедиант, лицедей, человек, которому всегда нужен был зритель?! Только в городе греха, искусства и жизни – этой быстротекущей реки. «Жизнь Джакомо Казановы, победоносного конкурента графа Калиостро и графа де Сен-Жермена, – это наглядная иллюстрация народной мудрости о том, что не место красит человека, а человек – место». [5, с. 8]. И совершенно не важно, какую локацию Венеции считать наиболее связанной с Казановой: палаццо Ca’Bragadin, дарованное спасенным сенатором, остров Мурано или тюрьму, из которой он совершил свой дерзкий побег. Венецианец, победивший время, жив!
Для «Приключения» Цветаева выбирает один из самых ярких сюжетов «Мемуаров» венецианского авантюриста. «Похоже, что название это (Приключение – Т.Б.) и даже сам взгляд на героя Цветаева позаимствовала из замечательной книги Павла Муратова «Образы Италии», – считает Кудрова И. [2, с. 18]. В пьесе главной героиней становится Генриетта, которая предстала в мужском костюме в компании пожилого любовника, чтобы не выходить за него замуж. Она кажется поначалу «искательницей приключений», авантюристкой. Это впечатление она производит и на венгерского капитана, в компании которого бежит от свекра из Рима. Ее поступок капитан рассматривает как приключение, в которое он оказывается втянут. Да и сам Казанова, после знакомства с Генриеттой, задумывает «отбить» ее у капитана и поначалу относится к своему замыслу как к «приключению на три-четыре дня». Он не ставит под сомнения высокие качества Генриетты, однако, чем больше их для себя открывает, тем серьезнее становится его «приключение», превращаясь в конечном итоге в единственное и судьбоносное.
Образ Казановы «Приключения» немного упрощен: он показан в произведении исключительно как любовник, а вот Генриетта наделена автобиографическими чертами. Майкл Мейкин справедливо называет ее «типичнейшей цветаевской героиней, сравнимой со многими лирическими героинями из ранней поэзии и, безусловно, выражающей личность и излюбленные лирические установки самой Цветаевой» [4, с.73-74]. То, что Генриетта воплощает в пьесе саму Цветаеву, является одним из ее любимых персонажей и выражает целый ряд авторских установок, не вызывает сомнений: «Я никогда не напишу гениального произведения, – запишет однажды Цветаева, – не из-за недостатка дарования, <…> а из-за моей особенности, я бы сказала какой-то причудливости всей моей природы. Выбери я, например, вместо Казановы Троянскую войну – нет, и тогда Елена вышла бы Генриеттой, т.е. – мной. <…> Мой мир настолько для меня соблазнительнее, что я лучше предпочитаю не быть гением, а писать о женщине XVIII в. в плаще – просто Плаще – себе» [9, с. 39].
Размышления Цветаевой о Казанове многочисленны и отражаются в Записных книжках, Сводных Тетрадях, стихотворном наследии 1917–1919 гг., а их общим итогом можно назвать написание двух пьес – «Феникса» и «Приключения». Эпизод из биографии Казановы, а именно, роман с Генриеттой, воссозданный на основе деталей «Мемуаров» героя-авантюриста и любовника, существенно отличается от оригинальной версии: акценты в образах главных персонажей оказываются смещены. Встреча с Генриеттой интерпретируется Цветаевой как роман Казановы с собственной душой. В изображении внешности знаменитого венецианца угадывается влияние Гофмансталя, но его внутренняя жизнь – это своеобразный биографический подтекст самой Цветаевой. Автобиографическими чертами наделен и образ Генриетты.
The image of Casanova and its function in the «Italian text» by M.I. Tsvetaeva
Stepanova E.A.,
undergraduate 1 courses, The Moscow City University, Moscow
e-mail:sea1505@mail.ru
Annotation. The article considers the image of Giacomo Casanova, his connection with the Italian text, as well as his role in the work Of M.I. Tsvetaeva. The image can be traced from Casanova's «Memoirs» to Tsvetaeva's» Adventures».
Keywords: Italy, Giacomo Casanova, «Memoirs», Tsvetaeva,«adventures», «Phoenix».
- Акройд П. Венеция. Прекрасный город / пер с англ. В. Кулагиной-Ярцевой, Н. Кротовской, Г. Шульги. М.: Издательство Ольги Морозовой, 2016. 496 с.
- Кудрова И.В. Джакомо Казанова в «Красной Москве» // Цветаева М.И. Конец Казановы. Спб.: Азбука, 2000. С. 18.
- Кудрова И.В. Путь комет: Жизнь Марины Цветаевой. СПб.: Вита Нова, 2002. 768 с.
- Мейкин М. Марина Цветаева. Поэтика усвоения. М., 1997. С. 73-74.
- Нечаев С.Ю. Венеция Казановы. М.: Corpus, 2010. 288 с.
- Саакянц А.А. Марина Цветаева. Жизнь и творчество. М.: Эллис Лак. 816 с.
- Цвейг С. Три певца своей жизни: Казанова, Стендаль, Толстой // Цвейг С. Собр. соч.: в 10 т. М.: Терра, 1992. Т. 3. С. 386-455.
- Цветаева М.И. Собрание сочинений: В 7 т. Т. 3 / Сост., подгот. текста и коммент. А.А. Саакянц и Л.А. Мнухина. М., 1994-1995. 816 с.
- Цветаева М.И. Записные книжки. Т.1. М., 2000-2001. С.39.
- Akroyd P. Venice. Beautiful city / per with English V. Kulagina-Jartseva, N. Krotowska, G. Shulgi. M.: Olga Morozova Publishing House, 2016. 496 pages.
- Kudrov I.V. Giacomo Casanova in «Red Moscow» // Tsvetayev M.I. End of Kazanova. Spb.: Azbuka, 2000. Page 18.
- Kudrov I.V. Way of comets: Life of Marina Tsvetayeva. SPb.: Vita Nova, 2002. 768 pages.
- Meikin M. Marina Tsvetayeva. Poetics of learning. M, 1997. Page 73-74.
- Nechayev S.U. Venice Kazanova. М.: Corpus, 2010. 288 pages.
- Sahakyantz A.A. Marina Tsvetayeva. Life and creativity. M.: Ellis Lac. 816 pages.
- Zweig S. Three singers of his life: Casanova, Stendal, Tolstoy//Zweig S. Sobr. Sep.: 10 vol. M.: Terra, 1992. T. 3. Page 386-455.
- Tsvetayeva M.I. Collection of works: In 7 T. T. 3/Sost., subgot. Text and comment. A.A. Sahakyantz and L.A. Mnukhina. M, 1994-1995. 816 pages.
- Tsvetayeva M.I. Notebooks. T.1. M, 2000-2001. Page 39.