Аннотация. В данной статье рассматриваются средства выразительности, используемые Н.С. Лесковым в рассказе «Привидение в инженерном замке», их функции и влияние на восприятие произведения читателем.
Ключевые слова: троп, стилистическая фигура, стилистический прием.
В своей статье мы будем рассматривать произведение Н.С. Лескова «Привидение в инженерном замке» с точки зрения применяемых автором художественных средств выразительности. Данная тема представляется нам актуальной, поскольку позволяет расширить представление об авторском стиле Н.С. Лескова.
Этот рассказ был впервые опубликован в 1882 году под названием «Последнее привидение Инженерного замка». Но в сборник «Святочных рассказов» 1886 года и Собрание сочинений 1889 года он вошёл с изменённым названием.
В основу рассказа легла история, которую Николай Семенович услышал от своего друга Ивана Степановича Запорожского. Он рассказал об озорстве, которое учинили кадеты на его глазах у гроба директора Военно-инженерного училища генерала Ломновского.
Здание Военно-инженерного училища изначально было выстроено для императора Павла І в 1797 – 1800 годах. В этом самом замке он был убит в ночь с 11 на 12 марта 1801 года. С 1810 года в этом здании располагалось Инженерное училище, с 1819 года – Главное Инженерное училище, а затем – Николаевская Инженерная академия, образованная в 1855 году. Среди кадетов обрела популярность городская легенда о духе Павла I, который не может покинуть замок. По легенде, призрак Павла появляется в окнах замка в полночь со свечой в руках, бродит по коридорам и плачет. Данной легенде и был посвящен рассказ [7], [9].
В своем произведении Н.С. Лесков использует разнообразные тропы. Перечислим их и дадим им краткую характеристику:
- Эпитет – образное определение, придающее описываемому предмету, человеку, явлению эмоциональную окраску. Эпитет может быть выражен разными частями речи, но чаще всего для этого используется прилагательное [6].
- Сравнение – стилистический прием, основанный на уподоблении одного предмета, человека, явления другому [1].
- Плеоназм – стилистическая фигура, состоящая из нескольких языковых форм, выражающих одно и то же значение [13].
- Лексический повтор – это стилистический прием повторения одного и того же слова либо речевой конструкции. Используется, как и плеоназм, для усиления определенного значения, которым наделено повторяющееся слово или речевая конструкция [13].
- Градация – стилистическая фигура, последовательное нагнетание или, наоборот, ослабление силы однородных выразительных средств художественной речи [2].
- Антитеза – стилистическая фигура, основанная на противопоставлении образов, понятий или явлений [13].
- Олицетворение – стилистический прием, основанный на уподоблении неодушевленного предмета, животного, явления или отвлеченного понятия человеку [1].
- Метафора – это скрытое сравнение, понимание которого строится на переносном значении слова или выражения [2].
- Фразеологизм – это устойчивое сочетание слов, которое выражает целостное значение [8].
- Оксюморон – это образное сочетание противоположных по смыслу понятий [15].
Самой многочисленной стилистической фигурой в данном рассказе является эпитет. Мы предпочли разделить используемые автором эпитеты на несколько блоков, в зависимости от функций, которые они выполняют:
- Так как сюжет произведения строится вокруг легенды о призраке, автор с помощью эпитетов создает мрачную, гнетущую мистическую атмосферу: «нечистая <…> непонятная сила», «таинственные явления», «предвещательные тени», «мрачная и таинственная репутация угрюмого дома» [10, с. 45] и пр.
- Следующая группа эпитетов, которую мы выделяем, является, по своей сути, еще и лексическим повтором, основанном на многочисленном употреблении автором различных форм слов «страшный» и «страшно»: «дело с страшными домами», «дом был страшен», «говорили что-то такое страшное», «страшный замок», «подробности страшных рассказов», «страшная спальня покойного», «это заманчиво и страшно», «явление совершенно необъяснимое и, разумеется, страшное», «еще более страшный гость», «страшно худое лицо» [10, с. 46] и пр. Целью столь многочисленного повтора данного эпитета, на наш взгляд, является усиление того гнетущего и таинственного настроения, о котором мы говорили в прошлом пункте. Слово «страшный» – самое простое из всех слов, которыми можно описать что-то, что нас испугало, но при этом и самое емкое, самое исчерпывающее. Поэтому повторение именно этого слова заставляет читателя оставить все сомнения о том, что события, описываемые автором, были действительно жуткими и способными напугать любого.
- Также отдельным блоком мы бы хотели выделить эпитеты, используемые автором в четвертой главе для описания Петербурга осенью, а именно в те ноябрьские дни, когда умер генерал Ламновский: «Петербург имеет самый человеконенавистный вид», «пронизывающая сырость и грязь», «мутное туманное освещение», «болезненное душевное беспокойство», «дни <…> были особенно гадки», «беспокойная жуть» [10, с. 46] и пр. Описание с использованием большого количества подобных эпитетов погружает читателя в специфическое болезненное состояние полусна-полуяви, в котором как раз и пребывают в это туманную осеннюю пору главные герои произведения.
- Последняя группа эпитетов относится к описанию «приведения», являющегося к кадетам в одной из последних глав: «изможденная фигура», «до синевы бледное и совсем угасшее лицо», «всклокоченные <…> густые и длинные волосы», «глаза <…> яркие, воспаленные и блестевшие болезненным огнем», «темные, глубоко впалые орбиты», «тонкие худые руки», «уста <…> черны и открыты», «прерывистые шаги», «движение это было ужасно», «судорожно вздрагивая», «исторгало из своей груди те ужасные вздохи», «тонкие, сухие пальцы», «посмотрело <…> с неизъяснимой грустью», «скелетные руки» [10, с. 54] и пр. В финале рассказа мы узнаем, что описанное автором чудовище было вовсе не привидением, а тяжело больной женой покойного генерала. С помощью этих эпитетов автор создает действительно жуткий образ призрака, однако, когда мы, читая, представляем это измученное, болезненное существо, еле держащееся на ногах, то испытываем уже не страх, а скорее жалость и грусть. И это оправдано, ведь образ жены генерала в данном произведении символизирует духовную чистоту и всепрощение. Находящаяся при смерти женщина, видя, как издевается над телом ее покойного мужа один из кадетов, который призван «служить идеологическим камертоном, воздействовать на умы, помогать укреплению и (или) созданию ценностной палитры», лишь грозит ему пальцем и крестит, не говоря ни слова [14, с. 96].
Также очень важным стилистическим приемом в этом произведении является олицетворение. С помощью него автор создает один из ключевых образов рассказа – «серого человека», которого можно назвать человеческим воплощением совести: «Это серый человек, – он не в полночь встает, а в сумерки, когда серо делается, и каждому хочет сказать о том, что в мыслях есть нехорошего. Этот серый человек – совесть: советую вам не тревожить его дрянной радостью о чужой смерти. Всякого человека кто-нибудь любит, кто-нибудь жалеет, – смотрите, чтобы серый человек им не скинулся да не дал бы вам тяжёлого урока!» [10, с. 48]. С помощью олицетворения в сочетании с лексическим повтором («серый человек» повторяется трижды) автор создает в этом отрывке мистический, тревожащий рассудок образ серого человека, который прекрасно резонирует с общей призрачной атмосферой. Стоит отметить, что серого человека кадеты боятся гораздо больше, чем покойных Павла I или Ламновского и именно за него они сначала принимают напугавшую их жену генерала. Образ серого человека играет с воображением читателя, но он нужен не только для придания красочности описанию; он показывает нам, что самый страшный из всех возможных призраков, таящихся во тьме – наша собственная совесть. Она застает нас врасплох, и если от приведения или чудища убежать можно, то от своей совести – нет.
Н.С. Лесков использует в своем рассказе еще одну интересную стилистическую фигуру – градацию:
- «Словом, дом был страшен потому, что там жили или по крайней мере являлись тени и привидения и говорили что-то такое страшное, и вдобавок ещё сбывающееся» [10, с. 44].
- «Товарищи начали его видеть «всего иссеченного» и с гробовым венчиком на лбу, а на венчике будто можно было читать надпись: «Вкушая вкусих мало мёду и сё аз умираю»» [10, с. 45].
- «Причин к этому у них насчитывали много: находили, что генерал держал себя с детьми будто бы очень сурово и безучастливо; мало вникал в их нужды; не заботился об их содержании, – а главнее, был докучлив, придирчив и мелочно суров. В корпусе же говорили, что сам по себе генерал был бы ещё более зол…» [10, с. 45].
- «Известно, что в сумерках в душах обнаруживается какая-то особенная чувствительность – возникает новый мир, затмевающий тот, который был при свете: хорошо знакомые предметы обычных форм становятся чем-то прихотливым, непонятным и, наконец, даже страшным» [10, с.46].
- «…точно их привели сюда и замуровали с мертвецом за какое-то оскорбление, которого мёртвый не позабыл и не простил, а, напротив, встанет и непременно отмстит за него. И отмстит страшно, по-мертвецки…» [10, с. 51].
В данных случаях градация заключается в добавлении новых и новых пугающих деталей, что способствует большему нагнетанию атмосферы. «Акцент делается на отражении в языке фрагмента национальной культуры для формирования в сознании <…> относительно полной картины существующего в обществе явления» [5, с. 98]. Так как рассказ описывает события, связанные с легендой о призраке и подразумевающие под собой наличие определенной мистической составляющей, то автору очень важно на протяжении всего рассказа держать читателя в напряжении, чтобы жуткие подробности воспринимались им все острее, а туманные образы будоражили рассудок все больше. Именно в создании этого напряжения Лескову и помогает градация в сочетании с красочными эпитетами.
Такую же функцию усиления напряжения в этом рассказе выполняет плеоназм: «неожиданная внезапность кончины», «ещё более увеличила мрачную и таинственную репутацию», «подверглись очень страшному перепугу» [10, с. 49].
Жуткие детали Лесков нередко добавляет с помощью такого стилистического приема как сравнение. В этом произведении оно используется в основном для более точного описания звуков, образов или состояний, придания им пугающей живости и реалистичности:
- «…офицер <…> торопливо просунув голову в дверь, другою половинкою этой же двери придавил самого себя и снова вскрикнул, как будто его кто-то схватил сзади» [10, с. 50].
- «Дежурные кадеты проводили слухом шаги удалявшегося офицера и замечали, как за каждым шагом их положение здесь становилось сиротливее – точно их привели сюда и замуровали с мертвецом за какое-то оскорбление, которого мёртвый не позабыл и не простил, а, напротив, встанет и непременно отмстит за него» [10, с. 51].
- «…печные трубы гудели с перерывами – точно они вздыхали или как будто в них что-то врывалось, задерживалось и снова ещё сильнее напирало» [10, с. 52].
- «Кто переживал подобные ощущения, тот знает эту странную и совершенно особенную стукотню крови – точно мельница мелет, но мелет не зерно, а перемалывает самоё себя. Это скоро приводит человека в тягостное и раздражающее состояние, похожее на то, которое непривычные люди ощущают, опускаясь в тёмную шахту к рудокопам, где обычный для нас дневной свет вдруг заменяется дымящейся плошкой…» [10, с. 52].
- «…всем им враз ясно и внятно послышался глубокий болезненный вздох – вздох очень похожий на то, как бы кто сел на надутую воздухом резиновую подушку с неплотно завёрнутым клапаном… И этот вздох, – всем показалось, – по-видимому, шёл прямо из гроба…» [10, с. 53].
- «Сверканье их из тёмных, глубоко впалых орбит было подобно сверканью горящих углей. У видения были тонкие худые руки, похожие на руки скелета, и обеими этими руками оно держалось за полы тяжёлой дверной драпировки» [10, с. 54].
Скрытое сравнение, оно же метафора, также встречается в этом произведении, но значительно реже других тропов:
- «…вот-вот К-дин в чём-нибудь попадётся, и тогда Ламновский с ним не поцеремонится и все его дроби приведёт к одному знаменателю…» [10, с. 47], – метафора «привести все дроби к одному знаменателю» имеет то же значение, что и фразеологизм «расставить все точки над i», но не является устойчивым выражением.
- «Три оставшиеся на ногах стража окаменели и замерли в своих оборонительных позициях крепче К-дина, который лежал пластом с прицепленным к нему гробовым покровом» [10, с. 53], – в этом случае метафора «окаменеть» и фразеологизм «лежать пластом» имеют схожее значение и служат для передачи сильного испуга у кадетов, такого, что они не могли даже двинуться с места. Также «встречаются устойчивые разговорные конструкции, употребляющиеся для стилистической характеристики речи персонажей, для более меткого выражения собственных мыслей или мыслей персонажа, для обыгрывания каких-либо образных ситуаций и эмоционально-оценочных ассоциаций» [12, с. 19].
- «…в гробу целовались две смерти…» [10, с. 55], – метафора, используемая для описания покойного генерала и его жены, плачущей у гроба. Она необходима для того, чтобы показать то, насколько близка к смерти жена генерала – она болеет так тяжело, и выглядит так жутко, что сама похожа на смерть.
Также нередко в «Приведении в Инженерном замке» можно встретить использование антитезы:
- «…в день именин генерала, кадеты сделали ему большую неприятность, устроив «похороны»» [10, с. 46], – контраст дня рождения и похорон, устроенных в один день.
- «…мир обращается в сон, а сон – в мир… Это заманчиво и страшно, и чем более страшно, тем более заманчиво и завлекательно…» [10, с. 46], – противопоставление реальности и сна, страшного и завлекательного.
- «…но шутка на этот раз не смешила товарищей, а, напротив, увеличила жуть» [10, с. 52].
- «– Я оттого и говорю, что вам страшно, – отвечал К-дин, – а мне, напротив, не страшно, потому что мне он теперь уже ничего не сделает» [10, с. 52].
- «Казалось, в гробу целовались две смерти; но скоро и это кончилось. С другого конца замка донёсся слух жизни…» [10, с. 55], – контраст смерти и жизни.
- «До слуха кадет долетели приближавшиеся по коридорам гулкие шаги и вырвавшиеся вслед за ними из отворённой церковной двери последние отзвуки заупокойной песни. Оживительная перемена впечатлений заставила кадет ободриться…» [10, с. 55], – контраст звуков: шагов кого-то живого и заупокойной песни.
- «Мы всегда помнили нашу непростительную шалость и благословляющую руку последнего привидения Инженерного замка…» [10, с. 56], – контраст, создающийся с помощью эпитетов, противоположных по значению: «непростительная» и «благословляющая» (благословение означает прощение).
Несложно заметить, что ключевыми понятиями, противопоставляемыми в этом рассказе, являются жизнь и смерть, и все, что сними связано. Также несколько раз противопоставляются понятия смешного и страшного. Шутить над покойным – смешно или скорее жутко? Таким вопросом задается читатель. Эти противопоставления обусловлены, разумеется, тематикой самого рассказа.
Самым немногочисленным по использованию тропом в этом произведении можно называть оксюморон:
- «труп <…> сам не дышал уже», «труп, в котором заключена душа» [10, с. 54] – с помощью этих оксюморонов автор описывает «привидение», увиденное кадетами. Использование именно этого тропа обусловлено самим предметом описания, ведь призрак по своей сути есть живой мертвец – существо, балансирующее между смертью и жизнью.
Для того, чтобы показать соотношение описанных нами выше тропов в этом произведении более наглядно, мы составили диаграмму (см. рисунок 1):
Рис. 1. Соотношение тропов в рассказе Н.С. Лескова «Привидение в Инженерном замке»
Таким образом, на диаграмме можно увидеть, что в этом произведении автором наиболее активно используются такие средства выразительности как эпитет, сравнение, градация, антитеза и их сочетания друг с другом. Причиной такого соотношения является то, что в этом рассказе использование средств выразительности обусловлено необходимостью создания и поддержания мрачной, гнетущей, призрачной атмосферы, а для этого вышеперечисленные тропы подходят как нельзя лучше.
Учитывая все вышеизложенное, мы приходим к выводу, что данное произведение может использоваться и в журналах литературы для молодежи в разделе «информационно-аналитический», так как «зачастую подростковый возраст воспринимается как переходный – промежуток времени между детством и взрослым возрастом» [4, с. 240], что тем самым поможет сформировать у подрастающего поколения не только любовь к родному языку и литературе, но и способность находить новые феномены в литературе и в жизни.
Список литературы:
- Белокурова С.П. Словарь литературоведческих терминов. СПб.: Паритет, 2006. 114 с.
- Введение в литературоведение: учебник для вузов / Л.М. Крупчанов [и др.]; под общей редакцией Л.М. Крупчанова. 3-е изд., перераб. и доп. М.: Издательство Юрайт, 2024. 479 с.
- Введение в литературоведение. Основы теории литературы: учебник для вузов / В.П. Мещеряков, А.С. Козлов, Н.П. Кубарева, М.Н. Сербул; под общей редакцией В.П. Мещерякова. 3-е изд., перераб. и доп. М.: Издательство Юрайт, 2024. 91 с.
- Викулова Л.Г.. Формирование коммуникативного пространства для детей и подростков: иллюстрированный журнал (на материале французской прессы) / Л.Г. Викулова, А.В. Кулешова, А.А. Вяткина // Активные процессы в социальной и массовой коммуникации: коллективная монография. Ярославль: Ярославский государственный педагогический университет им. К.Д. Ушинского, 2014. С. 231-249.
- Герасимова С.А. Архитектоника индивидуально ориентированного учебника иностранного языка // Вестник МГПУ. Серия: Филология. Теория языка. Языковое образование, 2016. №4(24). С. 95-103.
- Голуб И.Б. Стилистика русского языка: Учеб. пособие для студентов вузов, обучающихся по специальности «Журналистика». 3-е изд., испр. М.: Айрис-Пресс: Рольф, 2001. 156 с.
- Козлов А.Е. Литературоведение. Биография писателя: учебное пособие для вузов. М.: 2024. 102 с.
- Красовский В.Е., Леденев А.В. Русская литература: учебник для вузов / под общей редакцией В.Е. Красовского. М.: 2024. 67 с.
- Лесков А.Н. Жизнь Николая Лескова по его личным, семейным и несемейным записям и памятям в двух томах, том первый, части первая-четвертая. М.: «Художественная литература», 1984. 198-203 с.
- Лесков Н.С. Собрание сочинений в 12 т. М.: Правда, 1989; Том 7. С. 44-56.
- Минералов Ю.И. Сравнительное литературоведение (компаративистика): учебник для вузов. 2-е изд., испр. и доп. М.: Издательство Юрайт, 2024. 128 с.
- Стекольщикова И.В. Лексическое своеобразие романов Маргерит Дюрас и особенности его передачи при переводе: на материале русских и английских переводов романов … автореферат дис. канд. филол. наук: 10.02.20 / Стекольщикова Ирина Витальевна. М.: 2008. 23 с.
- Стилистический энциклопедический словарь русского языка / Л.М. Алексеева и др.; под ред. М.Н. Кожиной. М.: Наука : Флинта, 2003 (ГУП ИПК Ульян. Дом печати). 111 с.
- Тарева Е.Г. Обучение языку и культуре: инструмент «мягкой силы»? // Вестник МГПУ. Серия: Филология. Теория языка. Языковое образование, 2016. №3(23). С. 94-101.
- Хазагеров Г.Г., Лобанов И.Б. Основы теории литературы: учебник для вузов. 2-е изд. М.: 2024. 218 с.
Analysis of the means of expression in the work of N.S. Leskov «Bringing in an Engineering castle»
Aleinik A.I.,
bachelor of 2 course of the Moscow City University, Moscow
Research supervisor:
Stekolshchikova Irina Vitalyevna,
Professor of the Department of English and Intercultural Communication at the Institute of Foreign Languages of the Moscow City University, Doctor in Philological Sciences, Associate Professor
Annotation. This article examines the means of expression used by N.S. Leskov in the story «Bringing in the Engineering Castle», their functions and influence on the reader's perception of the work.
Keywords: trope, stylistic figure, stylistic device.
References:
- Belokurova S.P. Dictionary of literary terms. St. Petersburg: Parity, 2006. 114 p.
- Introduction to literary studies: textbook for universities / L.M. Krupchanov [et al.]; under the general editorship of L.M. Krupchanov. 3rd ed., reprint. and add. Moscow: Yurait Publishing House, 2024. 479 p.
- Introduction to literary criticism. Fundamentals of literary theory: textbook for universities / V.P. Meshcheryakov, A.S. Kozlov, N.P. Kubareva, M.N. Serbul; under the general editorship of V.P. Meshcheryakov. 3rd ed., reprint. and add. Moscow: Yurait Publishing House, 2024. 91 p.
- Vikulova L.G. Formation of a communicative space for children and adolescents: an illustrated journal (based on the French press) / L.G. Vikulova, A.V. Kuleshova, A.A. Vyatkina // Active processes in social and mass communication: a collective monograph. Yaroslavl: Yaroslavl State Pedagogical University named after K.D. Ushinsky, 2014.: 231-249.
- Gerasimova S.A. Architectonics of an individually oriented foreign language textbook // Bulletin of the Moscow City University. Series: Philology. Theory of language. Language education, 2016. №4(24).: 95-103.
- Golub I.B. Stylistics of the Russian language: Textbook for university students studying in the specialty «Journalism». 3rd ed., ispr. Moscow: Iris-Press: Rolf, 2001. 156 p.
- Kozlov A.E. Literary criticism. Biography of the writer: a textbook for universities. Moscow: 2024. 102 p.
- Krasovsky V.E., Ledenev A.V. Russian literature: textbook for universities / edited by V.E. Krasovsky. Moscow: 2024. 67 p.
- Leskov A.N. The life of Nikolai Leskov according to his personal, family and non-family records and memories in two volumes, volume one, parts one-four, Moscow: «Fiction», 1984.: 198-203.
- Leskov N.S. Collected works in 12 volumes. Moscow: Pravda, 1989; Vol. 7.: 44-56.
- Mineralov Yu.I. Comparative literature (comparative studies): textbook for universities. 2nd ed., ispr. and add. Moscow: Yurait Publishing House, 2024. 128 p.
- Stekolshchikova I.V. The lexical originality of Marguerite Duras's novels and the peculiarities of its transmission in translation: based on the material of Russian and English translations of novels … abstract of the dissertation of the Candidate of Philological Sciences: 10.02.20 / Stekolshchikova Irina Vitalievna. Moscow: 2008. 23 p.
- Stylistic encyclopedic dictionary of the Russian language / L.M. Alekseeva [et al.]; Edited by M.N. Kozhina. Moscow; Nauka : Flint, 2003 (SUE IPK Ulyan. House of Printing). 111 p.
- Tareva E.G. Language and culture education: a tool of «soft power»? // Bulletin of the Moscow City University. Series: Philology. Theory of language. Language education, 2016. №3(23).: 94-101.
- Khazagerov G.G., Lobanov I.B. Fundamentals of literary theory: textbook for universities. 2nd ed. Moscow: 2024. 218 p.