Аннотация. В статье рассмотрены некоторые дагерротипические черты, которые можно выявить в очерковом цикле В.А. Гиляровского «Москва и москвичи», а именно: стремление к фотографически точному изображению действительности, использование подробностей, внимание к неприглядным сторонам жизни и отсутствие психологизма. Эти приемы, которые многие критики XIX в. считали недостатками литературного произведения, помогают автору правдоподобно изобразить быт и нравы Москвы на рубеже XIX-XX вв.
Ключевые слова: дагерротип, Гиляровский, «Москва и москвичи», физиологизм, натуральная школа.
Дагерротипная художественная манера повествования, получившая свое название благодаря первой в мире технологии фотографии, отрицательно оценивалась такими критиками и учеными, как А.Г. Цейтлин, П.В. Анненков, Е.Н. Эдельсон и др. Многие из них порицали такой подход к искусству, поскольку считали, что механическое копирование действительности свидетельствует о несостоятельности произведения. Но в некоторых случаях писатели пользовались приемами дагерротипирования с определенной целью – чтобы точно и правдиво изобразить окружающую действительность. Это, например, относится к таким физиологистам, как В.И. Даль и Е. Гребенка, которых исследователь натуральной школы В.И. Кулешов причислил к потоку дагерротипистов, при этом их таланта он никогда не отрицал.
Так же, как Даль, Гребенка и ряд других писателей натуральной школы, в жанре физиологического очерка работал бытописатель Москвы В.А. Гиляровский. В своем очерковом цикле «Москва и москвичи» он описал нравы и привычки горожан, формы их досуга, особое внимание уделил типизации по профессиональным признакам. Благодаря тому, что Гиляровского как репортера знал весь город, он мог бывать и на званых обедах у губернатора, и в трущобах. Правдивость повествования, глубокое знание общественного строя и жизни московского общества на рубеже XIX-XX вв. – вот отличительные черты его книги.
Поскольку Гиляровский, как и писатели-физиологисты середины XIX в., писал свой очерковый цикл с натуры, в книге «Москва и москвичи» также можно найти некоторые дагерротипические черты. В нашей статье мы ставим задачу не только проанализировать их, но и подчеркнуть, что они служат замыслу бытописателя – как можно точнее и правдивее описать жизнь москвичей – а не свидетельствуют о несостоятельности книги или недостаточном таланте Гиляровского.
Чтобы доказать это, обратимся к мнению различных критиков и исследователей, которые писали о дагерротипизме в русской литературе.
В.И. Кулешов полагал, что натуральная школа обращалась к этому явлению для того, чтобы предельно конкретизировать описываемые писателями-натуралистами стороны жизни: «отсюда возросшая роль прототипов, моделей самой жизни при построении образов, повышение ценности факта, вещной, бытовой детали» [3, с. 85].
Исследователь физиологического очерка А.Г. Цейтлин отмечал, что в жанре физиологий вместе «с реалистическим синтезом были живучи приемы примитивного копирования внешних сторон жизни» [6, с. 103]. Эту особенность ученый и называл дагерротипом.
А. Плещеев выступал против того, чтобы писатели просто копировали внешние неприглядные стороны жизни и не поясняли, что послужило причиной того, что человека раздавила среда. Критик призывал писателей обращаться к внутреннему миру своих героев: «пускай литература, которая должна быть воспроизводительницею жизни, показывает нам этих существ, но показывает вместе с тем и причины, почему они сделались такими, какими мы видим их; недовольно быть статистиком действительности, недовольно одного дагерротипизма, мы хотим знать корень зла» [5, с. 37]. Таким образом, Плещеев усматривал существенный недостаток дагерротипизма в том, что он концентрируется на главном конфликте натуральной школы – столкновении человека со средой – и довольствуется описанием его последствий, не заботясь о раскрытии причин. Той же точки зрения придерживался и В. Майков, который отвергал примитивное «дагерротипирование язв общества» [4, с. 166]. Стоит также добавить, что и Плещеев, и Майков рассматривали дагерротипизм в первую очередь как пристальное внимание писателя ко всему, что его окружает, а потому не расценивают это явление как абсолютно негативное.
Е.Н. Эдельсон под дагерротипизмом понимал «чисто внешнее и противохудожественное списывание действительности со всею ее грязью и мелочностью» [7, с. 14]. Рассказы и физиологические очерки писателей-натуралистов, выходившие в «Отечественных записках», критик порицал за обилие бытовых подробностей, описание грязных петербургских углов и неопрятных заведений, полагая, что не каждый жизненный факт стоит того, чтобы его запечатлевать.
Страсть дагерротипистов к подробностям отмечал и П.В. Анненков в своей статье «Заметки о русской литературе 1848 года». В качестве примера он приводит описание сапога из повести Я. Буткова «Невский проспект, или Путешествие Нестора Залетаева», не несущее никакой познавательной функции. Критик считал, что стремление его современников-писателей к «разложению вещей, анализу бесконечно малых» [1] опирается на требования псевдореализма (такой термин, который впоследствии потребовал уточнения, Анненков использует для описания направления, в котором работали авторы натуральной школы) к правдоподобному и обстоятельному изображению действительности. Еще один упрек критика в сторону дагерротипизма заключался в том, что писатели-натуралисты предпочитали в повествовании обращаться к одним и тем же деталям:
«Мы заметили, например, что добрая часть повестей в этом духе открывается описанием найма квартиры – этого трудного условия петербургской жизни – и потом переходит к перечету жильцов, начиная с дворника» [1].
Итак, основные недостатки дагерротипирования, по мнению исследователей и критиков, заключались в бездумном копировании всего, что видит писатель, обилии незначащих подробностей, описании жизни со всей ее пошлостью и грязью, механической работе, заменяющей высокое искусство. Уже отмеченные нами физиологисты натуральной школы с умом пользовались этим способом изображения действительности, и таким образом их произведения оставались верными натуре, правдиво обрисовывали тип и среду.
Стоит отметить, что особенность очерков Гиляровского заключается в их бессюжетности – характер главных героев не претерпевает изменений, а события не сменяют друг друга. Бытовая сценка, изображенная писателем, не динамична, а статична, несмотря на то, что в ней происходит действие. Такой эффект обеспечивает «фотографическая» манера повествования, свойственная Гиляровскому, и в этом тоже проявляется его дагерротипизм.
Гиляровский также не тяготел к обилию подробностей и механическому записыванию всего, что видит: как репортер, он отбирал для своих очерков лишь самое необходимое, поэтому в его книге мы можем найти значимые детали и почти не встретим примитивного перечисления вещей или явлений. Однако если уж Гиляровский брался как можно более подробно описывать обстановку, то делал это с особой целью.
К примеру, в главе «Чрево Москвы» писатель прибегает к перечислению мелких обстоятельств из действительного исторического протокола, чтобы охарактеризовать торговлю на Охотном ряду – одном из самых значимых мест Москвы:
«О мясных лавках можно сказать, что они только по наружному виду кажутся еще сносными, а помещения, закрытые от глаз покупателя, ужасны. Все так называемые «палатки» обращены в курятники, в которых содержится и режется живая птица. Начиная с лестниц, ведущих в палатки, полы и клетки содержатся крайне небрежно, помет не вывозится, всюду запекшаяся кровь, которою пропитаны стены лавок, не окрашенных, как бы следовало по санитарным условиям, масляною краскою; по углам на полу всюду набросан сор, перья, рогожа, мочала…» [2, с. 185].
С помощью подробного описания, взятого из документа, Гиляровский в своем художественном произведении таким образом подчеркивает неухоженность подвалов мясных рядов, резко контрастирующих с чистыми полками и первосортным товаром в лавках.
Обличая темные стороны города, Гиляровский обращался не только к рынкам, трактирам и баням, но и трущобам. Описание быта людей, опустившихся на самое «дно» жизни, интересовало писателя всегда, эта тема поднимается и в книге «Москва и москвичи». Ночлежники и обитатели Хитровки из одноименной главы становятся характерной приметой своего времени. Среда поглощает обитателей трущоб настолько, что они уже не могут вести нормальную жизнь:
«Кто родился на Хитровке и ухитрился вырасти среди этой ужасной обстановки, тот кончит тюрьмой. Исключения редки» [2, с. 41].
Обитатели трущоб промышляют кто чем может: дети воруют или выпрашивают милостыню, мужики грабят тех, кто случайно забредает на Хитровку. Питаются все в основном объедками:
«В тумане двигаются толпы оборванцев, мелькают около туманных, как в бане, огоньков. Это торговки съестными припасами сидят рядами на огромных чугунах или корчагах с «тушенкой», жареной протухлой колбасой, кипящей в железных ящиках над жаровнями, с бульонкой, которую больше называют «собачья радость»…» [2, с. 17].
Таким образом, использование дагерротипических черт позволяет Гиляровскому отражать злободневные явления Москвы (те самые «язвы общества», о которых и говорит Майков) без попыток замаскировать неудобную правду.
Добавим также, что в психологию своих персонажей, оказавшихся на «дне», бытописатель не вдается: он лишь поясняет, что воровством, торговлей детьми и прочими аморальными промыслами все обитатели Хитровки от мала до велика занимаются для того, чтобы выжить. Их поведение формирует среда. Автор запечатлевает этот аспект жизни как репортаж или хронику.
Повторяющаяся деталь повествования, о которой пишет П.В. Анненков, присутствует и у Гиляровского: к примеру, внимательный читатель заметит, что при введении в очерк нового персонажа автор частенько указывает, на какой московской улице он жил в указанный период. Затем писатель или отмечает некоторые детали обстановки, или кратко характеризует род деятельности человека. Объяснить это можно тем, что очерки Гиляровского носят бытописательный характер: в качестве героев своих глав автор избирает значительных людей, которых знала вся Москва, а потому он считает нужным упомянуть, где они жили (это также подчеркивает документальный характер повествования). Чтобы подтвердить наш тезис, приведем несколько примеров.
Вот что пишет Гиляровский о «Сухаревском губернаторе» – сыщике Смолине: «Десятки лет он жил на 1-ой Мещанской в собственном двухэтажном домике вдвоем со старухой-прислугой. Он жил совершенно одиноко, в квартире его – все знали – было много драгоценностей, но он никого не боялся: за него горой стояли громилы и берегли его» [2, с. 57].
Та же последовательность присутствует, когда в главе «Дворцы, купцы и ляпинцы» заходит речь о братьях Ляпиных, благодаря которым в Москве появилось знаменитое бесплатное общежитие для студентов: «Старший – Михаил Иллидорович – толстый, обрюзгший, малоподвижный, с желтоватым лицом, на котором, выражаясь словами Аркашки Счастливцева, вместо волос «какие-то перья растут». Младший – Николай – энергичный, бородатый, полная противоположность брату. Они, холостяки, вдвоем занимали особняк с зимним садом. Ляпины обладали хорошим состоянием и тратили его на благотворительные дела…» [2, с. 139].
Подводя итог, мы можем сказать, что в книге «Москва и москвичи» Гиляровский использует лишь некоторые дагерротипические приемы: не перечисляет механически все, что видит, описывает грязь ночлежек, бань, торговых рядов и прочих заведений для того, чтобы дать читателю правдивое представление о неприглядной стороне столицы, указывает на «язвы общества» – трущобников, ночлежников. Репортажная, сдержанная манера повествования позволяет Гиляровскому избегать бесцельного перечисления подробностей. Все преимущества дагерротипической манеры повествования автор использует для того, чтобы создать исторически верный и правдивый образ Москвы XIX-XX вв.
Daguerrotypical features in V.A. Gilyarovsky's book «Moscow and the muscovites»
Vasilieva Y.A.,
undergraduate of 2 course of the Moscow City University, Moscow
Research superviser:
Shafranskaya Eleonora Fedorovna,
Professor of the Department of the Russian Literature of the Institute of Humanities of the Moscow City Univercity, Doctor of Philological Sciences, Docent
Annotation. The article discusses some of the daguerreotypical features that can be identified in the essay cycle by V.A. Gilyarovsky «Moscow and Muscovites», namely: the desire for a photographically accurate depiction of reality, the use of details, attention to the unsightly aspects of life and the lack of psychologism. These techniques, which many critics of the 19th century considered to be the shortcomings of a literary work, help the author to plausibly depict the life and customs of Moscow at the turn of the 19th-20th centuries.
Keywords: daguerreotype, Gilyarovsky, Moscow and Muscovites, physiologism, natural school.
- Анненков П.В. Заметки о русской литературе 1848 года. Современник. 1849. № 1.
- Гиляровский В.А. Москва и москвичи. СПб.: Азбука-Аттикус, 2016. 448 с.
- Кулешов В.И. Натуральная школа в русской литературе. М.: 1965. 219 с.
- Майков В.Н. Сочинения: В 2 т. Киев. Т. 1. М.: Правда. 1984. 584 с.
- Плещеев А.Н. Русский инвалид. 1847. № 10. 15 января.
- Цейтлин А.Г. Становление реализма в русской литературе (русский физиологический очерк). М.: Наука, 1965. 318 с.
- Эдельсон Е.Н. Журналистика // Москвитянин. 1852. № 21. Отд. V. Критика. С. 13-14.
- Annenkov P.V. Notes on Russian Literature in 1848. Sovremennik. 1849. № 1.
- Gilyarovsky V.A. Moscow and Muscovites. St. Petersburg: Azbuka-Atticus, 2016. 448 pages.
- Kuleshov V.I. Natural school in Russian literature. Moscow: 1965. 219 pages.
- Maykov V.N. Works: In 2 v. Kyiv. Vol. 1. Moscow: Pravda. 1984. 584 pages.
- Pleshcheev A.N. Russian invalid. January 15, 1847. № 10.
- Tseytlin A.G. The Formation of Realism in Russian literature (Russian physiological essay). Moscow: Nauka, 1965. 318 pages.
- Edelson E.N. Journalism // Moskvityanin. 1852. № 21. Otd. V. Criticism. Page: 13-14.