Аннотация. Сновидческий мотив «Озера» высвечивает тему героя-спасителя ХХI в. в условиях апокалипсиса. Сознательное выделение онейросферы М. Дурненковым делает «спасение мира» протагонистом единственно возможным. Проводится параллель с героем-спасителем ХХ в. у Э. Ионеско, отмечены сходства и различия героев. На основе сновидения как мистерии показан выход на божественное начало, что даёт М. Дурненкову возможность художественными средствами решить проблему победы «маленького человека» над всеобщим злом.

Ключевые слова: апокалипсис, интертекстуальность, онейросфера, другая реальность – явь, феноменология, профанное, сакральное, Salvator Mundi

Пьеса Михаила Дурненкова «Озеро» (2014 г.) притягивает к себе режиссёров – Сергея Виноградова, Гоголь-центр; Адриана Джурджа (США), Театр Поколений (СПб), 2018 г.; Олега Толоченко, Тольяттинский МДТ. Последний, будучи там режиссёром-постановщиком, выступил и в качестве режиссёра фильма (2019 г.), сделанного как выпускная работа кинокурса Театральной школы. Вероятно, интерес к пьесе обусловливается её эсхатологической тематикой, а нынешний непростой период пандемии – дополнительный триггер к проявлению интереса.

Ведь пьеса – о (пред)апокалиптическом периоде, который – «здесь и сейчас»; о необходимости появления нового героя, который должен спасти общество, тонущее в страшном чёрном озере – пороках, лжи, преступлениях. Их совершает подавляющее большинство героев пьесы. К сожалению, это не только абсолютный злодей шекспировского масштаба Виктор, чей статус в посёлке – «главный специалист», помогающий всем во всём (от простого совета до строительства дома), поэтому он всем – «друг, но очень специфический», у которого человеческие черты полностью отсутствуют; драматург даже сращивает образ хозяина (Виктора) с его питбулем, который калечит человека. Но это и Человек, и Антон с Алисой, и даже внешне добропорядочные и благополучные Андрей и Алёна. Атмосфера круговой лжи и порока сразу считывается от реплики к реплике, но М. Дурненкову этого недостаточно, он заявляет тему апокалипсиса (слово звучит в пьесе неоднократно; Ниной, рассуждающей о миллионах способов расправиться с человечеством, используется и другое – Армагеддон) с первых фраз, вынося их в качестве своеобразного эпиграфа, до начала пьесы. Это слова Нины, спрашивающей главного героя Николая, где бы он хотел оказаться в момент апокалипсиса, и перечисляющей ситуации, в которых ей бы не хотелось быть в момент наступления конца света [2].

Чтобы полнее раскрыть образ главного героя, который у автора никак не героизирован (правда, Алёна называет его настоящим гением), М. Дурненкову нужно противопоставить его некоему конкретному тотальному злу, которое воплощено в Викторе и отчасти в других персонажах пьесы, поскольку они напрямую (хотя и не знают об этом) вовлечены в его преступления. Поэтому в пьесе заметна литературная игра с классическим сюжетом, такая постмодернистская отсылка к «Макбету». М. Дурненков строит пьесу, наделяя Виктора макбетовскими чертами, но в крайне гипертрофированной форме.

Так, шекспировский Макбет, хотя и напоминает библейского Люцифера, но после убийства Дункана (в начале пьесы) он (до ее конца) страдает, и морально сломлен. В финале его и леди Макбет ждет ожидаемая кара. А до финала и у него, и у супруги – видения и галлюцинации, сводящие последнюю с ума. У Макбета был серьёзный повод для убийств – власть, но он не справился с искушением, и страх перед возмездием его не остановил. Виктор же на протяжении всей пьесы совершает все свои преступления с холодным спокойствием, даже деловито. Без особого повода. И, главное, безнаказанно. Абсолютный злодей Виктор – оппонент Николая – сознательно утрирован, поэтому он прорисован М. Дурненковым как гораздо более страшный персонаж, нежели шекспировский: Андрей ради дочери, колеблясь в принятии решения по пересадке сердца, добытого по преступной схеме, соглашается на операцию. В минуты мучительных сомнений он произносит, что так нельзя, это «дьявол так говорит». Неявно, но М. Дурненков приравнивает к последнему Виктора.

Такое намеренное утрирование образа отрицательного персонажа необходимо автору для того, чтобы максимально отойти от профанного в образе главного героя, придав ему большую сакральность. Профанное и сакральное Николая – два полюса, образующие два разных измерения. Это качели между низведением к рутинному сознанию и возвышением до сознания мифологического.

В русской литературе XX в., если не образ спасителя мира, то образ спасаемого дома как универсума присутствует, например, у А. Вампилова в его пьесе «Старший сын» (1967 г.) – дома, из которого дети собиралась уйти, а в итоге, в который войдет будущая новая семья; дома, в котором глава семейства Андрей Григорьевич Сарафанов и студент-медик Владимир Бусыгин – коллективный герой-спаситель.

Спаситель человечества ХХ в. в зарубежной литературе – герой из самой знаменитой пьесы Эжена Ионеско «Носорог(и)» (1959 г.), клерк Беранже, по воле автора-абсурдиста вмещающий в себя все мыслимые и немыслимые человеческие пороки, «… неврастеничный, пьющий паренёк, лишённый героического» [4]; в финале пьесы он лишь вслух проговаривает (выкрикивает) своё намерение противостоять апокалипсису, «оносороживанию» (не как героический акт, но акт безысходности, невозможности стать, как все, носорогом). «Мне уже никогда не стать носорогом <…>. Я бы так хотел, <…> но не могу. <…> Ну что ж, делать нечего! Буду защищаться! Один против всех! Где мое ружьё? <…> Я последний человек, и я останусь человеком до конца! Я не сдамся!» [3, с. 90]. Отчаянный крик Беранже – уже и есть подвиг, и не суть, что главный герой не может победить. Он – последний в списке героев пьесы, кто мог бы на него решиться, ведь все «достойные» персонажи (сильная и яркая натура, поборник гуманизма и здорового образа жизни Жан, Логик, Дюдар, Дэзи), без колебаний или все же противостоя, как Дэзи, тем не менее стали носорогами. В программке к одноименному спектаклю в «Мастерской Петра Фоменко» приведена цитата самого Э. Ионеско о том, что его ругали за пьесу, поскольку он не предложил никакого выхода. А он и не собирался, поскольку хотел показать, как и почему в коллективном сознании происходит мутация, т.е. он просто описывал феноменологически процесс коллективного перерождения.

Salvator Mundi ХХI в. из пьесы М. Дурненкова «Озеро» – Николай, разработчик интерьерных решений из архитектурного бюро, а именно – малых архитектурных форм – парковых павильонов, в отличие от Беранже, не только не проговаривает своё намерение спасти человечество, а только, к слову, пересказывает свой сон. Правда, сон необычный – в нем он плывет в Ноевом ковчеге. По Ю.М. Лотману, сновидение – всегда послание, предсказание, «сообщение от таинственного Другого» [5, с. 124], которое требует истолкования в формате «другая реальность vs. явь», а значит, имеет прогностическую функцию. О.Ю. Славина отмечает: «любое литературное сновидение соотносимо с мистерией по функции привнесения особого знания» [7, с. 113], где мистерия – это выход на специфическое состояние, слияние с божественным началом.

Сакральный образ героя-спасителя у М. Дурненкова представлен через «… избранный мотив, который становится принудительной силой, направляющей развитие сюжета в определённое русло» [1, с. 170], – онирический мотив Ноева ковчега Николая, на борт которого он берет абсолютно всех, поскольку тот «дико вместительный и надёжный» [2]. Сам же Николай, как и его французский визави Беранже, – очень стеснительный, неуверенный в себе человек, имеющий сына-аутиста и посещающий психолога, в связи с чем в пьесе вновь возникают и онирический мотив, и интертекстуальный образ не ковчега, но плывущего корабля: «… у меня нет энергии, которую надо тратить на других людей, я постоянно устаю от них, я обесточен, <…> чтобы заснуть, я представляю себе, что я лежу внутри старого рассохшегося корабля, который плывет по водам, он скрипит, а я слушаю все это и тихонько уплываю …» [2].

М. Дурненков не случайно задействует онейросферу – победа над всеобщим злом уже может быть только или умозрительной, или локализующейся в сфере сновидений. Журналист и критик Семен Новопрудский в своей недавней статье, посвященной 100-летнему юбилею Фридриха Дюрренматта, формулирует вопрос, на который выдающийся швейцарский драматург и писатель имплицитно отвечал в своих работах. Звучит от примерно следующим образом. Можно ли не участвовать во зле, уклониться от него и, оставшись в стороне, спрятавшись, затаившись, выйти хотя бы моральным победителем? Или иначе – можно ли строить личные планы и осуществить их, несмотря ни на что? Ф. Дюрренматт в своих произведениях еще более полувека назад давал однозначный и безжалостный ответ, лишая читателя какой-либо иллюзии [6]. Мысль швейцарца Ф. Дюрренматта об абсолютной невозможности победы «положительного» героя над «отрицательным», как и невозможности наказания зла и торжества справедливости, поскольку мы ошибаемся временем и пространством, нам не сюда, не в это время, вопрос не к этому человечеству, т.д., корреспондирует мысли российского драматурга М. Дурненкова, но последний находит лазейку, где моральная победа все же возможна. В определенном состоянии, отображающем другую реальность, где условности сняты, границы размыты, а человек свободен. Например, во сне. Накануне Апокалипсиса.

Oniric motif in M. Dournenkov’s «The Lake»

Ser G.,
bachelor of 4 course of the Academic Exchange Program: University of West London, London – State University of Management, Moscow

Research supervisor:
Talalova Larissa Nikolaevna,
Professor of the Department of Russian Language and General Disciplines, State University of Management, Moscow, Doctor of Pedagogical Sciences, Associate Professor

Annotation. «The Lake» oniric motif encompasses the XXI c. Salvator Mundi topic, under the Apocalypse. The emphasis on the oniric sphere done by the playwriter makes the protagonist’s salvation of the world the only possible. There is the link with this sort of the hero (XX c.) in E. Ionesco’s play, the similarities/differences are signified. Based on dream as a mystery the divinity is marked, the effect gives the author the option to express figuratively the small person’s victory over the universal evil.
Keywords: apocalypse, intertextuality, oniric sphere, external reality vs. reality, phenomenology, profane, sacred, Salvator Mundi


  1. Бройтман С.Н. Историческая поэтика: Уч. пос. М.: Изд-во РГГУ, 2001. 418 c.
  2. Дурненков М. Озеро. (дата обращения: 16.11.2021).
  3. Ионеско Э. Носорог. Пьесы и рассказы / Пер. с франц. Л. Завьяловой. М.: Текст, 1991. С. 5-90.
  4. Карась А. Вирус носорожьего гриппа. В «Мастерской Петра Фоменко» поставили пьесу Эжена Ионеско // Российская газета, 7 марта 2006 г. (дата обращения: 17.11.2021).
  5. Лотман Ю.М. Сон – семиотическое окно // Ю.М. Лотман. Семиосфера. Культура и взрыв. Внутри мыслящих миров. Статьи. Исследования. Заметки. СПб. 2000. C. 123-126.
  6. Новопрудский С. КьеркеГоголь. О «маленьком человеке» и большом швейцарском писателе // Газета.ru. 08 июля 2021 г. (дата обращения: 20.11.2021).
  7. Славина О.Ю. Поэтика сновидений: на материале прозы 1920-х гг.: Дис. … канд. филол. наук: 10.01.01: защищена 21.10.1998: утв. 20.09.1999 / Славина Ольга Юрьевна. СПб.: 1998. 160 c.
  1. Broytman S.N. Historic Poetics. Moscow: RSHU Publ., 2001. 418 pages.
  2. Dournenkov М. The Lake. (date of the address: 16.11.2021).
  3. Ionesco E. Rhinoceros. Plays and Short Stories / Transl. from French by L. Zavyalova. Moscow: Text, 1991. Page: 5-90.
  4. Кaras’ A. Rhinoceros Flu Virus. In «Pyotr Fomenko Workshop Theatre» There Is Eugène Ionesco’s Play // Rossiyskaya Gazeta, March 7, 2006. (date of the address: 17.11.2021).
  5. Lotman Y.M. Dream as a Semiotic Window // Y.M. Lotman. Semiosphere. Culture and Explosion. Inside the Thinking Worlds. Articles. Research. Notes. St. Petersburg: 2000. Page: 123-126.
  6. Novopdudsky S. KierkeGogol. On a «Small Person» and a Large Swiss Writer // Gazeta.ru. July 8, 2021. (date of the address: 20.11.2021).
  7. Slavina O.Y. Dreams Poetics: On the Literary Works of the 1920s: dis. ... candidate of philological sciences: 10.01.01: protected 21.10.1998: adopt. 20.09.1999 / Slavina Olga Yurjevna. St. Petersburg: 1998. 160 pages.