Аннотация. В статье раскрывается один из аспектов становления творческой индивидуальности Андрея Белого – влияние эстетики прерафаэлитов на будущего представителя «младших символистов». Важную роль в этом сыграли друзья и близкие писателя: семья Соловьевых, А.А. Блок и его мать А.А. Кублицкая-Пиоттух.
Ключевые слова: прерафаэлиты, Андрей Белый, биография, авторский стиль.
Русский символизм – ключевое явление культуры рубежа XIX-XX в. Генезис и особенности этого направления являются предметом многих литературоведческих исследований. Обратимся к одному, пока недостаточно изученному, аспекту формирования творческой индивидуальности крупнейшего представителя «младшего символизма» – Андрея Белого.
«Меня пленяет Гольбер Гент», – гласит одна из строк его поэмы «Первое свидание» (1921) [5, с. 449]. Речь идет об одном из основателей Братства Прерафаэлитов. Это – Уильям Холман Хант (William Holman Hunt). В конце XIX – начале XX в. его имя имело несколько вариантов написания на русском языке: «Гольман Гент», «Гольмен Гунт», «Гёнтъ» или «Гант». Интересно и то, что это строка находится именно в «автобиографической поэме» [9, с. 58]. То есть поэт сам рассказывает о своих интересах. Причем автор явно рассчитывает на определенное понимание со стороны читателя, что хорошо заметно, когда, например, в романе «Записки чудака» (1918-1921) он пишет о девушке по имени Нэлли: «прерафаэлитской картинкой, которую видеть приятно, считали ее» [4, с. 294]. Эти слова преподнесены лишь с небольшим уточнением, остальное предполагается известным. В комментариях лишь краткая справка, которая помогла бы неискушенному читателю понять, о чем идет речь: «Группа английских художников и писателей XIX в., избравшая своим идеалом «наивное» искусство средних веков и раннего Возрождения (до Рафаэля), которое романтически противопоставлялось прозе буржуазного мира. Члены «Братства прерафаэлитов» (1848-1853) – Д.Г. Россетти, X. Хант, Дж.Э. Миллес – соединяли скрупулезную передачу натуры с вычурной символикой. Позднее стремились возродить средневековое ручное ремесло» [4, с. 525]. И все-таки представить, как выглядела Нэлли, не так сложно. Достаточно лишь вспомнить женщин на картинах английских художников XIX в. и их последователей: нежные черты лица, пронзительный взгляд, задумчивость и мечтательность во всем образе.
Прерафаэлиты очень рано появились в жизни писателя. Это произошло благодаря знакомству с семьей Соловьевых. Они были соседями Бугаевых в доме на углу Арбата и Денежного переулка. Их вклад в становление личности писателя сложно переоценить: огромный объем знаний, целый культурный пласт, включающий в себя не только литературу. Потому, конечно, на ранних творческих опытах Бориса Бугаева отражалось «<...> юношеское увлечение романтической поэзией и произведениями набиравшего силу символизма, новейшими явлениями западноевропейского искусства (живописью и эстетикой прерафаэлитов, драматургией Ибсена и Метерлинка и т. д.), с которыми познакомили начинающего автора М.С. Соловьев (брат поэта и философа) и его жена О.М. Соловьева, родители его ближайшего друга отроческих лет Сергея Соловьева, оказавшие на духовное формирование Белого исключительно сильное воздействие» [7, с. 385]. А. Белый неоднократно писал о своих впечатлениях от этого общения в книгах «Воспоминания о Блоке» и «На рубеже двух столетий»:
- «<...> мне открылся мир живописи, в который я вошел свободно, точно годами изучал ее историю; мне было без пояснения ясно, что Маковские, Клеверы, – никуда не годная дрянь, а Левитан, Врубель, Нестеров, прерафаэлиты – подлинное искусство» [2, с. 338–339];
- «<...> передо мною возникли в первый же год посещения Соловьевых: прерафаэлиты, Ботичелли (написание имени художника приводится в авторской редакции. – М.Л.), импрессионисты, Левитан, Куинджи, Нестеров (потом – Врубель, Якунчикова и будущие деятели «Мира Искусства»)» [2, с. 353];
- «<...> я чувствовал шопенгауэрианцем себя; принимая эстетику Рескина, поклонялся Бёрн-Джонсу, Россетти» [3, с. 21].
Ключевую роль в открытии новых горизонтов сыграла Ольга Михайловна Соловьева. Именно с ее легкой руки юный Борис Бугаев познакомился с прерафаэлитами. Он довольно подробно описывает свои впечатления: «особенно слагается близость меж мной и Ольгой Михайловной Соловьевой, художницей и переводчицей Рёскина, Оскара Уайльда, Альфреда де Виньи <...>. О.М. любит английских прерафаэлитов (Россетти, Бёрн-Джонса), иных символистов; <...> выписывает художественные журналы «Jugend» и «Studio»; впоследствии – «Мир Искусства»; она обостряет и утончает мой вкус; ей обязан я многими часами великолепных, культурных пиров» [3, с. 18]. Также А. Белый отмечает различие осмысленного выбора от эмоционального предпочтения: «<...> она любила Рэскина, но разбиралась в Рэскине, любила Берн-Джонса, Гента, Россетти задолго до моды на них; любила не слепо, с разбором» [2, с. 354].
Для развития любой идеи, какой бы вдохновляющей ни была первая искра, необходима поддержка. Кроме О.М. Соловьевой рядом с А. Белым был его единомышленник: «Апологетом и поклонником прерафаэлитов являлся и ее (О.М. Соловьевой. – М.Л.) сын, поэт-символист Сергей Соловьев, троюродный брат Блока <...>. Писатель, художник, студент, «плененный» английскими прерафаэлитами, будь то Гольман Гент, Данте Габриель Россетти, Берн-Джонс или любой другой художник, принадлежащий к этой же школе, – крайне характерная фигура для мистически настроенных кругов интеллигентской молодежи на рубеже XX века» [11, с. 29–30]. А. Белый, упоминая своего соседа в воспоминаниях, всегда называет его другом. И это явно не простая формальность или дань уважения. В описании участников одного из вечеров мелькает даже – «ближайший мой друг» [3, с. 58]. Есть и такой эпизод, когда А. Белый пишет, что «меж тем: с С.М. связывался я тесней и тесней (в плане жизни); сроднились мы с ним» [3, с. 177]. Говоря о каких-либо интересах, мыслях или восприятии окружающей действительности, он употребляет местоимение «мы». В этом случае множественное число отражает не столько количество, сколько близость взглядов: «мы с Соловьевым», «мы с Сережей» [3, с. 18, 20, 24-26, 30-34, 47, 59-61, 67, 70, 72, 93, 97, 100, 241, 256, 280-285, 321, 338]. Иногда речь идет о синергии нескольких человек: «так полагали мы все» (А. Белый, С.М. Соловьев, А.А. Блок) [3, с. 59]; «были жизнью изранены мы; были выбиты из седла; но тем более ощущали кружок наш, как целое душ, кровно связанных: стала тенденция «аргонавтизма» нам братством; Петровский, я, Эллис, С.М. Соловьев, Э.К. Метнер, Нилендер, H.М. Киселев, М. Сизов и Рачинский – образовали естественно возникавшее братство» (здесь и далее выделено авт. – М.Л.) [3, с. 338].
Последнее упоминание актуально и по другой причине. Вспоминая «литературный кружок символистской молодежи, называвший себя «аргонавтами»», важно отметить то, что «религиозная мистика <...> сочеталась у московских «аргонавтов» с прерафаэлитским эстетством, наложившим заметный отпечаток и на их творчество, и на их восприятие поэзии и образов «Новой жизни» и «Божественной комедии»» [12, с. 198]. При этом в комментариях к этой цитате дана ссылка именно на книгу А. Белого «Золото в лазури» (цикл «Прежде и теперь»): «Наряду со стилизаций под «галантный XVIII век», у А. Белого, так же, как у С. Соловьева, очень заметна типичная для «модерна» стилизация под «галантное» средневековье. В стихах и того и другого постоянно мелькают «королевны и рыцари»» [12, с. 198]. А ведь именно пассеизм наряду с эстетизмом, мечтательностью и эротизмом – являются отличительным «чертами прерафаэлитского стиля» [10, с. 13–14]. То есть книга А. Белого является характерным примером творчества «аргонавтов». Она отражает влияние эстетики прерафаэлитов, что подтверждается и основными чертами, свойственными этому стилю.
Помимо благотворного влияния соседей на формирующуюся личность юного Бориса Бугаева, стоит отметить, что «Андрей Белый и Александр Блок – ровесники и спутники в литературе, их творческие судьбы в принципиальных основах были параллельны друг другу. <...> Детство и юность Андрея Белого проходили в условиях, разительно схожих с теми, в которых воспитывался молодой Блок» [6, с. 549]. Борис Бугаев, слушая первые стихи Александра (которые получала О.М. Соловьева в переписке со своей сестрой – матерью А.А. Блока), чувствовал родственную душу в незнакомом человеке. Жизненный путь приводил молодых литераторов к похожим выводам, устремлениям и открывал те же миры, ставшие столь значимыми.
Среди таких миров было и творчество английских художников. Их творчество сближало несколько не только друзей, но и целые семьи (Бекетовы, Соловьевы, А. Белый и др.): «в той среде, где вырос Блок, увлечение английскими прерафаэлитами принимало подчас характер культа, чуть ли не молитвенного преклонения перед ними <...>; многие ближайшие друзья и родственники Блока видели в искусстве прерафаэлитов событие, далеко выходящее за рамки живописи и литературы» [11, с. 29]. В свете этого важно упомянуть, что А. Белый был лично знаком с матерью А.А. Блока. Александра Андреевна Кублицкая-Пиоттух (Бекетова) «благоговела перед прерафаэлитами, и Берн-Джонс являлся в ее глазах одним из величайших художников всех времен и народов» [11, с. 30]. Конечно же, общие интересы влияли на их дружбу: «Вы мне стали еще раз, по-новому близки, потому что – Бёрн-Джонс», – пишет в 1905 г. «любящий Вас и уважающий всегда Борис Бугаев» [1, с. 551]. Комментатор переписки поэтов А.В. Лавров дает объяснение этих слов, указывая на «живописные или графические образы и композиции Э. Бёрн-Джонса», с которыми «видимо, ассоциировались впечатления Белого от посещения дома Блоков в декабре 1905 года». Уже следующее письмо поэта, наполненное «образно-метафорическими мотивами», раскрывает, по крайней мере для адресата, эту сакральную связь через живопись английского художника: «<...> я – облачный всадник, Вы – застывшая над неизреченным. Вот почему Бёрн-Джонс........» [1, с. 551–552].
Из представленных биографических материалов можно сделать вывод, что А. Белый был хорошо знаком с творчеством прерафаэлитов. Кроме художников из Братства, ему был интересен еще и Э. Бёрн-Джонс. Этим список, вероятно, не ограничивается, так как «прерафаэлиты» – это обобщенное название движения, объединяющее как его основателей, так и последователей. Возможно, эстетика прерафаэлитов не столь очевидно отражается в творчестве А. Белого, но она определенно включена в его контекст.
«Holman Hunt me captivates» (pre-raphaelites in the creative consciousness of early A. Bely)
Lagosha M.A.
postgraduate student of the Moscow City University, Moscow
Research supervisor:
Vasiljev Sergey Anatoljevich,
Professor of the Department of Russian Literature of the Institute of Humanities of the Moscow City University, Doctor of Philological Sciences, Professor.
Annotation. The article reveal one of the aspects of the formation Andrei Bely’s creative personality – the influence of the aesthetics of the Pre-Raphaelites on the future «younger symbolists» representative. An important part in this was played by the friends and relatives of the writer: the family of the Solovievs, A.A. Block and his mother A.A. Kublitskaya-Piottukh.
Keywords: The Pre-Raphaelites, Andrei Bely, biography, author’s style.
- Андрей Белый и Александр Блок. Переписка. 1903-1919. М., 2001. 608 с.
- Белый А. На рубеже двух столетий. Воспоминания. В 3-х кн. Кн. 1 (Литературные мемуары). М., 1989. 543 с.
- Белый А. Собрание сочинений. Воспоминания о Блоке / Под ред. В.М. Пискунова. М., 1995. 510 с.
- Белый А. Собрание сочинений. Котик Летаев. Крещеный китаец. Записки чудака / Общ. ред. и сост. В.М. Пискунова. М., 1997. 543 с.
- Белый А. Собрание сочинений. Стихотворения и поэмы / Сост., предисл. В.М. Пискунова; коммент. С.И. Пискуновой, В.М. Пискунова. М., 1994. 559 с.
- История русской литературы: В 4 т. Т. 4: Литература конца XIX – начала ХХ века (1881-1917). Л., 1983. 782 с.
- Лавров А.В. У истоков творчества Андрея Белого («Симфонии») // Белый А. Собрание сочинений. Симфонии / Сост., послесл. и коммент. А.В. Лаврова. М., 2014. С. 382-412.
- Лагоша М.А. Прерафаэлитизм Серебряного века // Художественная словесность: теория, методология исследования, история. М., 2018. С. 325-335.
- Осипова Н.О. «Homo Ludens» в автобиографической поэме русского зарубежья // Вестник ВятГУ. 2017. № 1. С. 56-66.
- Поэтический мир прерафаэлитов. М., 2013. 372 с.
- Соловьев Б.И. Поэт и его подвиг. Творческий путь Александра Блока. М., 1973. 751 с.
- Хлодовский Р.И. Блок и Данте (К проблеме литературных связей) // Данте и всемирная литература. М., 1967. С. 176-248.
- Andrei Bely and Alexander Blok. A correspondence. 1903-1919. M., 2001. 608 pages.
- Bely A. At the Border of Two Centuries. Memories: In 3 books. B. 1 (Literary memoirs). M., 1989. 543 pages.
- Bely A. Collected Works. Recollections of Block / Ed. V.M. Piskunova. M., 1995. 510 pages.
- Bely A. Collected Works. Kotik Letaev. The Christened Chinaman. Notes of an Eccentric / Gen. ed. and comp. V.M. Piskunova. M., 1997. 543 pages.
- Bely A. Collected Works. Poetry and poems / Comp., foreword. V.M. Piskunova; comment S.I. Piskunova, V.M. Piskunova. M., 1994. 555 pages.
- The history of Russian literature: In 4 volumes. Vol. 4: Literature of the late XIX – early XX century (1881–1917). L., 1983. 782 pages.
- Lavrov A.V. At the origins of creativity of Andrei Bely («Symphonies») // Bely A. Collected Works. Symphonies / Comp. and comment. A.V. Lavrov. M., 2014. Page: 382-412.
- Lagosha M.A. The Pre-Raphaelitism of the Silver Age // Fiction: theory, research methodology, history. M., 2018. Page: 325-335.
- Osipova N.O. Homo Ludens as seen by Russion emigration autobiographical Poetry // VyatSU. 2017. № 1. Page: 56-66.
- The poetic world of the Pre-Raphaelites. M., 2013. 372 pages.
- Soloviev B.I. The poet and his feat. The creative path of Alexander Blok. M., 1973. 751 pages.
- Khlodovsky R.I. Blok and Dante (On the Problem of Literary Relations) // Dante and World Literature. M., 1967. Page: 176-248.