Аннотация. В статье рассматривается национальный образ мира в рассказе В.Г. Распутина «Изба» как единство природы, характера народа, его мышления на основе анализа локуса дома как модели мира.
Ключевые слова: национальный образ мира, модель мира, локус дома.
Термин «национальный образ мира» используется для обозначения комплекса образов и мотивов, обладающих этнокультурной спецификой. Методологию исследования национальных образов мира разработал Г. Гачев, который рассматривал каждый этнос как особый Космо-Психо-Логос [3, с. 9-32]: единство местной природы, характера народа и склада его мышления. Ученый определяет «национальный образ мира» как «Единое устроение бытия», которое «каждый народ видит в своей проекции»: «Это вариант Инварианта (единой мировой цивилизации, единого исторического процесса). Оплот Единого – Небо, оплот разнообразия – разность земель» [2, с. 364]. Близкий по смыслу термин «модель мира», по словам В.Н. Топорова, определяется как «упрощенное отображение всей суммы представлений о мире внутри данной традиции, взятых в их системных и операционных аспектах»; носители традиции воспроизводят модель мира подсознательно [7, c. 161].
Исследованию образа мира посвящены работы Г.Д. Гачева, А.Ф. Кофмана, Т.И. Ходукина, С.В. Шешуновой. Поскольку литература представляет собой, по словам Б. Пастернака, «образ мира, в слове явленный», «в художественной литературе элементы образа мира следует искать прежде всего в особенностях художественного пространства и времени, а также системы персонажей» [8, c. 9]. При этом особый склад мышления, категории пространства, времени могут быть соотнесены с системой культурных концептов – лексических единиц, связанных с национальным менталитетом. Пространство – один из устойчивых мотивов в русской литературе и один из важнейших компонентов национального образа мира, поскольку восприятие человеком мира осуществляется в системе пространственных координат [8, c. 10].
Среди пространственных образов и мотивов, характерных для национального образа мира, мотив дома является доминирующим в русской литературе. Русская проза конца ХХ века отмечена новым осмыслением концепта «дом». Теоретической основой изучения локуса дома в статье послужили труды М.М. Бахтина «Эстетика словесного творчества», Г.Д. Гачева «Национальные образы мира», Ю.М. Лотмана «Внутри мыслящих миров. Человек – тест – семиосфера – история».
События в рассказе В.Г. Распутина «Изба» происходят в Сибири, на берегах реки Ангары, и относятся ко времени строительства Братской ГЭС. Здесь жил два с половиной века, «пустив свой корень на полдеревни» [4, c. 300], род Вологжиных, главной героини Агафьи. Идет великая советская стройка, поэтому все деревни, стоящие на берегах Ангары, «свалили перед затоплением в одну кучу» [4, c. 301] на противоположный берег, «бросая могилы и старину». Такое переселение автор сравнивает с «общим светопреставлением» [4, c. 306], «все равно, что без огня гореть» [4, c. 307].
Старуха Агафья не расстается со своей избой и в разобранном виде перевозит родительский дом на новое место, чтобы там восстановить его заново. Г. Гачев обратил внимание на особую, миромоделирующую роль дома в представлении человека: «Дом – макет мироздания, национальный космос в уменьшении. Здесь земля – пол, небо – крыша, страны света – стены. …Как мир (природа) – храм, дом Бога, так дом – храм человека, человек творит дом, как Бог мир – по своему образу и подобию» [2, c.11-12]. Строя дом, Агафья планирует, что два окна будут смотреть на восход солнца и два – на дневной его ход» [4, c. 312]. Таким образом, окна являются средством связи с открытым пространством, так как через них в дом с улицы проходит свет. Дому Агафьи в рассказе автор противопоставляет избу Савелия, хозяина с золотыми руками. Его изба так же была «сдернута со своего родного места»: «Здесь, в общем ряду на солнышке теремок Савелия превратился сразу в почерневшую обдергайку с подслеповатыми окнами, откинувшуюся, где ей было велено» [4, c. 309].
Г. Гачев отмечает: «Общая тенденция жилища – вознесение…» [2, c. 13]. Распутин описывает процесс воссоздания избы Агафьи с момента переселения: «…Оконтурили гнездо для избы. Можно сказать, что зачали ее, голубушку, оставалось выносить да родить» [4, c. 312]. «И принялась Агафья ворочать бревнышки в одиночку. Попробовала – ничего: тянем-потянем-вытянем… Бревнышки-то высохшие в стенах за пятьдесят лет от солнца и русской печины, не упрямые» [4, c. 315]. В русской избе стены из дерева, что, по словам Г. Гачева, означает, «лес вовнутрь введен – прямо с лесом живут» [2, c. 20].
Русская печь – основа русского дома, основа его тепла, основа его красоты. Г. Гачев замечает: «Как сердце наше – очаг, так и очаг – сердце жилья. …Строится печь как дом для огня. <…> Русская печь – целое архитектурное сооружение, храм с отсеками: приступки, окна, лежанка. Печь – это дом в доме» [2, c. 21]. В мироощущении Агафьи «страхам» переселенческой неустроенности противостоит душевное успокоение «возле русской печки, брошенной под небом» [4, c. 314]. Распутин называет русскую печь «венцом» дома. Агафья, высмотрев, как кладет печные ходы мастер Кеша Осоргин, «сложила печь сама» [4, c. 320].
По мысли Гачева, «есть соответствие между позой человека и устройством дома. У избы пол поднят над землей, стоит на камнях, есть и подпол – и недаром, здесь человек не на полу, а на скамье или на стуле сидит» [2, c. 13]. Дверь, по словам ученого, – «щит от инородного пространства. Когда входишь в русскую избу, изолируешься от пространства» [2, c. 20]. В рассказе Распутина читаем, что когда «Агафье Савелий заменил на новые все табуретки и лавки, вся изба пропахла сладким смоляным духом» [4, c. 324]. Слова о том, что «вся изба пропахла» создают ощущение ее замкнутого пространства. «Смоляной дух» наполняет собой дом, задерживаясь в нем и не распространяясь за его пределы.
По словам Савелия, Агафья, «баба храбрая» и «алчная до работы», «избу свою… возвысила». Автор пишет, что над избой Агафьи «будто свет струился». Изба встала «в рост, сразу вдвигаясь в жилой порядок» [4, c. 318].
Г. Гачев отмечает, что «как дом – макет всего мироздания, так двор – модель вселенной, пространства» [2, c. 12]. Сравним описания двора у Распутина: из двора Агафьи виден был «весь скат деревни к воде и все широкое заводье» [4, c. 299]; «Агафья и ночью выходила постоять возле избы. …В свинцовой неподвижности стыла Ангара, разворачиваясь вправо, к Криволуцкой…» [4, c. 319].
Локус дома в рассказе наделен и психологической функцией, символизируя связь со своей хозяйкой [5, c. 8]. Изба словно живет ее жизнью: «Только одно и знала Агафья – скорей, скорей к избе, только там она и успокаивалась» [4, c. 319]. Со смертью старухи изба «осталась сиротой»: «Она и на избу перестала походить – так, строение, выпятившееся на глаза, неуместное, отягощенное собою, вызывающее неловкость» [4, c. 327]. Распутин описывает сон Агафьи, в котором «будто хоронят ее в ее же избе, которую стоймя тянут к кладбищу на тракторных санях и мужики роют под избу огромную ямину» [4, c. 302]. Этот эпизод подчеркивает тесную связь дома и героини, их взаимное сосуществование. Г. Гачев замечает, что дом может быть построен «для прибытка, прибавления к бытию, к расширению или сужению, к выделению из себя» [2, c. 17]. Агафья одинока, у нее нет наследников, и, как пишет Распутин, «это выйдет памятником ее жизни» [4, c. 302].
Образ дома в рассказе В. Распутина прочно связан с родной для героини землей и символизирует эту связь, в чем также проявляется его национальная принадлежность. Философ Николай Бердяев писал о русском характере: «У русских – иное чувство земли. …Русским очень близка мистика земли. Русский народ, по своей вечной идее, не любит устройства этого вечного града и устремлен к Граду Грядущему, к Новому Иерусалиму, но Новый Иерусалим не оторван от огромной русской земли, он с ней связан, и она в него войдет» [1, c. 48]. Смерть старухи Агафьи на Покров символизирует гармонию между человеком, природой и Богом: как земля под «белым саваном», так и Агафья под «белым полотном». Распутин пишет, что Агафья скончалась ночью в постели «со спокойным лицом» и на ее могиле поставили «тяжелый лиственничный крест» [4, c. 326]. Смерть Агафьи на Покров связывает героиню и все пространство, где проходила ее жизнь, с вечной жизнью. Агафья и после смерти остается хозяйкой в доме: «Если кто из приходящих заглядывал в избу, то замечал, что изба прибрана, догляд за ней есть» [4, c. 330]. После смерти старухи изба живет своей, отдельной, жизнью от той, что протекает за ее стенами: «Заходили сюда по теплу старухи… и сразу оказывались в другом мире» [4, c. 299]. Старухи приходили в дом Агафьи «попечалиться». Автор замечает, что в избе «приятно грело душу, навевало покой и окунало в сладкую и далеко уводящую задушевность, в которой неслышно и согласно беседуют одни только души» [4, c. 300].
Таким образом, в рассказе В. Распутина «Изба» локус дома формирует внутреннее и внешнее пространство человека, что соответствует двум функциям феномена дома в художественной литературе: миромоделирующей и психомоделирующей [6, c. 81], через которые раскрывается национальный образ мира, основу же его составляет единение природы, национального характера народа и его миропонимания.
The national image of the world in the story by V. Rasputin «The hut»
E.V. Tereshonok,
undergraduate 2 courses, The Moscow City University, Moscow
Annotation. The article deals with the national image of the world in the story of V.G. Rasputin «The hut» as a unity of nature, character of the people, his thinking based on the analysis of the locus of the house as a model of the world.
Keywords: national image of the world, model of the world, locus of the house.
- Бердяев Н. О России и о русской философской культуре. М.: Наука, 1990. 528 с.
- Гачев Г.Д. Национальные образы мира. Евразия – космос кочевника, земледельца и горца. М.: Институт ДИ-ДИК, 1999. 368 с.
- Гачев Г.Д. Соседи России. Польша, Литва, Эстония. М.: Прогресс-Традиция, 2003. 384 с.
- Распутин В.Г. В поисках берега: Повести, рассказы, статьи. М.: Русскiй мiр: Московские учебники, 2008. 480 с.
- Смирнова А.И. Локус дома в современной русской прозе // Вестник МГПУ. Серия: Филология. Теория языка. Языковое образование. 2015. № 3. C. 8-15.
- Смирнова А.И. Локус дома в художественном мире Виктора Астафьева // Феномен В.П. Астафьева как регионально-национальное самосознание эпохи / Отв. ред. А.М. Ковалева. Красноярск: КГПУ, 2017. C.81-93.
- Топоров В.Н. Модель мира // Мифы народов мира. Энциклопедия: В 2 т. М.: Сов. энциклопедия, 1991. Т. 2. C. 161-166.
- Шешунова С.В. Национальный образ мира в русской литературе (П.И. Мельников-Печерский, И.С. Шмелев, А.И. Солженицын): Автореф. дис. … д-ра филол. наук. Дубна, 2006. 44 с.
- Berdyaev N. About Russia and Russian philosophical culture. M.: Тhe Science, 1990, 528 pages.
- Gachev G.D. National images of the world. Eurasia-space of the nomad, the farmer and the mountaineer. M.: Institute DI-DICK, 1999. 368 pages.
- Gachev G.D. Neighbors of Russia. Poland, Lithuania, Estonia. M.: Progress-Tradition, 2003. 384 pages.
- Rasputin V.G. In search of the shore: Stories, stories, articles. M.: Russian world: Moscow textbooks, 2008. 480 pages.
- Smirnova A.I. the Locus of the home in contemporary Russian prose// Bulletin of Moscow state pedagogical University. Series: Philology. Theory of language. Language education. 2015. № 3. Page 8-15.
- Smirnova A.I. Locus at home in the art world of Victor Astafiev // The Phenomenon of V.P. Astafiev as a regional and national consciousness of the era / Resp. the editorship of A.M. Kovaleva. Krasnoyarsk: KSPU, 2017. Page 81-93.
- Toporov V.N. Model of the world// Myths of the peoples of the world. Encyclopedia: In 2 T. M.; Soviet Encyclopedia, 1991. Vol. 2. Page 161-166.
- Sheshunova S.V. national image of the world in Russian literature (P.I. Melnikov-Pechersky, I.S. Shmelev, A.I. Solzhenitsyn): abstract. dis. Dr. philologist.sciences'. Dubna, 2006. 44pages.