Аннотация. В статье исследуются биографический и словотворческий аспекты стихотворения Велимира Хлебникова «Времянин я...» (1907) с учетом текстологических разысканий велимироведов. На основе сравнения двух редакций прослеживается репрезентация внутренней эволюции поэта, личностного творческого подъёма, берущего начало в обращении к поэзии символистов. В итоге во второй редакции лирический герой представляется в двух ипостасях: «Числяром», делающим первые подступы к исчислению «законов времени», и «Славяным», воспевающим языческий славянский мир.

Ключевые слова: Велимир Хлебников, биографический код, редакция, неологизм, жизнетворчество, текст-миф.

Одним из примечательных свойств хлебниковской лирики является умение поэта отразить в небольшом по объёму произведении многозначный идейно-тематический комплекс. В автобиографической повести «Свояси» (1919) Хлебников метафорически высказывает мысль о малых формах произведений, говоря, что «они должны иметь такую скорость, чтобы пробивать настоящее. Пока мы не умеем определить, что создаёт эту скорость. Но знаем, что вещь хороша, когда она, как камень будущего, зажигает настоящее» [20, с. 8]. Это было сказано в отношении его стихотворений «Кузнечик», «Бобэоби пелись губы…», «Заклятие смехом».

Мастерство поэта в «мелких вещах» отмечали многие исследователи. Р.В. Дуганов, рассматривавший особенности хлебниковской поэтики в стихотворениях «Когда умирают кони – дышат…», «О достоевскиймо бегущей тучи», определил его как «Заклятие именем» [7, с. 95]. И.Ю. Виницкий рассмотрел малые верлибры Хлебникова «На ветве…» (1905–1906) и «Из мешка…» (1908) [3, с. 50-61]. С.А. Васильев исследовал идиостиль «будетлянина» в рамках его стилевого взаимодействия с поэзией Ф.И. Тютчева и отметил сходство в умении компактного и одновременно содержательного изложения стиха [2, с. 263-281].

В одном из «воззваний» В. Хлебникова, составленного совместно с Г. Петниковым, продекларирован ёмкий и выразительный тезис: «Мир как стихотворение» [23, с. 269]. Н. Степанов так определяет его смысл: «Мир должен быть понят поэтом как некое единство, как гармоническое целое, и поэтому стих – не только проявление эстетического начала, но и элемент этого мира» [16, с. 255]. Допустимо при этом говорить о стихотворении как об отдельной лирической части общего поэтического универсума писателя, вмещающей в себя совокупность всех идейно-творческих смыслов. О.Э. Мандельштам так охарактеризовал особенность творчества поэта: «Каждая его строчка – начало новой поэмы. Через каждые десять стихов афористическое изречение, ищущее камня или медной доски, на которой оно могло бы успокоиться. Хлебников написал даже не стихи, не поэмы, а огромный всероссийский требник-образник, из которого столетия и столетия будут черпать все, кому не лень» (Курсив наш. – А.Г.) [11, с. 296].

Рассмотрим следующий лирический опус В. Хлебникова – «Времянин» (1907). Согласно хронологической канве жизни писателя, В. Хлебников летом 1907 г. пребывал на Волге, в деревне Ташовке Казанской губернии [14]. Данное произведение имеет две редакции, относящиеся к раннему, «словотворческому», периоду. Каноническим вариантом принято считать вторую редакцию. Но сначала обратимся к первой:

Времянин я,
Времянку настиг,
И вот – любянин я,
И создал я миг.
И вот отряхнулся и дальше лечу,
И богу высокому славу пою.
Времянин я,
Времянкой любим [20, с. 392].

Стихотворение посвящено теме любви с градационным развитием данного чувства на основе полисиндетона. Во время написания текста Хлебников являлся постоянным гостем Дамперовых и был влюблён в Варвару, сестру будущего профессора геологических наук Д.И. Дамперова, который вспоминал об этом так: «Наши отношения несколько усложнялись сильным увлечением Хлебникова одной из близких моих родственниц. Внешне это увлечение выражалось угрюмой молчаливостью в её обществе и усиленным угощением шоколадом, подносились и стихи (кажется, была написана и целая поэма), а также рисунки, очень тонкие и расцвеченные» [19].

Стихотворение имеет кольцевую композицию, раскрывающую волеизъявление «времянина» о том, что он является объектом любви со стороны «времянки». Здесь всё концентрируется вокруг единственной темы – любви. С трудом поддаётся объяснению шестая строка: какому же богу воздаёт хвалу лирический герой? Поэтому лишь предположим, что это восточнославянский бог любви Ладо (или Лель, или Леля).

Приведём для сравнения вторую редакцию лирического произведения:

Времянин я,
Времянку настиг
И с ней поцелуйный
Создал я миг.

И вот я очнулся
И дальше лечу.
И в яр окунулся
И в глуби тону.

И крыльями слылий
Черпаю денину.
Из кладязя голубя
Черпаю водину [20, с. 31].

В этой редакции тема любви отодвигается на второй план, что можно объяснить следующими причинами.

Во-первых, в начальном предложении за поцелуем «времянки» и «времянина» метафорически скрывается этап жизни поэта – обещание «найти оправдание смертям» [24, с. 10], данное себе на следующий день после поражения русской армии в Цусимском морском сражении и написанное на коре берёзы в селе Бурмакино. Это событие послужило отправной точной в поиске Хлебниковым «законов времени», который продолжался на протяжении всей его жизни. С этой точки зрения является оправданным включение неологизмов. Н. Перцова реконструировала новообразования следующим способом: «времянин» как мотивирующего слова «время» и слова-ассоциации «дворянин», «времянка» как мотивирующего слова «время» и слова-ассоциации «дворянка» [12, c. 126]. В.П. Григорьев отметил «помеху», возникшую при составлении Хлебниковым неологизма «времянка»: «История слова времянка в современных значениях ‘временные сооружения разного рода (постройки, дороги, печки и т. п.)’, насколько известно, не исследована в подробностях. Поэтому неясно, проецировалась ли хлебниковская времянка, как и времянин, только на дворян, мещан, славян, христиан, селян и т.п. или и на получавшую права в просторечии современную времянку» [5, c. 356]. Далее сообщается, что созданные Хлебниковым слова больше ни разу им не употреблялись. Это кажется парадоксальным, поскольку тема времени неоднократно появляется в его творчестве. Хотя заявленные слова определяются поэтом как одушевлённые, но в обозначенном ракурсе правомерно рассматривать «времянку» как поэтически олицетворённую философскую категорию. Похожим образом художественный приём обнаруживается в автобиографической заметке 1914 г., где автор определяет свою экзистенциальную сущность так: «Вступил в брачные узы со Смертью и, таким образом, женат» [24, c. 243].

Во-вторых, в следующем четверостишии (строки 5-6) автор соотносит себя с птицей, которая мгновенно пробуждается и продолжает свой путь. Образ птицы является в творчестве В. Хлебникова одним из лейтмотивных: это жарири в стихотворении «Жар-бог! Жар-бог!..» (1907) [20, c. 57], свиристели и времири в стихотворении «Там, где жили свиристели…» (1909) [20, c. 109], журавль в одноимённой поэме (1909) [20, c. 18-24], зинзивер в «Кузнечике» (1912) [21, c. 104, 401]. Вспоминаются также голоса птиц в плоскости I сверхповести «Зангези» (1920-1922) [22, c. 307-308]. Это связано, прежде всего, с родом деятельности отца поэта Владимира Алексеевича Хлебникова, занимавшегося орнитологией и привившего сыну интерес к изучению естественного мира. Об этом поэт написал в анкете для профессора С.А. Венгерова: «…Отец – поклонник Дарвина и Толстого, большой знаток царства птиц, изучавший их целую жизнь» [24, с. 240]. При этом профиль астраханского поэта и его манера поведения, по воспоминаниям современников, напоминали птицу. Николай Асеев, для которого поэтический язык Хлебникова был образцовой школой, вспоминал о нём следующим образом: «Был он похож больше всего на длинноногую задумчивую птицу, с его привычкой стоять на одной ноге, с его внимательным глазом, с его внезапными отлетами с места, срывами с пространств и улетами во времена будущего» [1, с. 554]. А поэт и прозаик С. Спасский так поэтически описал портрет Хлебникова: «…И как нахохленная птица, / Бывало, углублён и тих, / По-детски Хлебников глядится / В пространство замыслов своих…» [13, с. 65].

В-третьих, строки 7-8 художественно отражают и при этом продолжают жизненную линию поэта. В период написания анализируемого стихотворения на В. Хлебникова оказывали большое влияние публикации поэтов-символистов: статья мэтра направления Вяч.И. Иванова «О весёлом ремесле и умном веселии» (1907), содержащая идею возрождения «всеславянского» языка, прорастающего «чрез толщу современного» [8, c. 76], и поэтические сборники С.М. Городецкого «Ярь» и «Перун», в которых богато представлена славяно-языческая мифология.

Сборник Городецкого «Ярь» вышел в свет в начале 1907 (фактически – в декабре 1906) года. Данная книга, в которой Хлебников нашёл созвучие своим мыслям и настроениям, произвела на него неизгладимое впечатление. Через несколько лет, уже являясь представителем кубофутуристической группы «Гилея», Хлебников вручил Городецкому дарственный экземпляр второго номера «Садка судей» с хвалебной и признательной надписью: «Первому, воскликнувшему «Мы ведь можем, можем, можем!», одно лето носивший за пазухой «Ярь», любящий и благодарный Хлебников» [22, c. 392]. Обозначенный нами пиетет соотносится с той «глубью», в которой «тонет» лирический герой.

Сопоставим значения слов «ярь» и «яр». Лучшим образом это продемонстрировал М.А. Волошин в критической статье, опубликованной в газете «Русь» (1906) и обращённой к сборнику стихов «молодого фавна» (т.е. автора сборника): «Ярь – это всё, что ярко: ярость гнева, зелёная краска – ярь-медянка, ярый хмель, ярь – всходы весеннего сева, ярь – зелёный цвет. Но самое древнее и глубокое значение слова Ярь – это производительные силы жизни, и древний бог Ярила властвовал над всей стихиею Яри» [4, c. 12]. Это совпадает в словаре В.И. Даля со значением слова «яр»: «Самый жар, огонь, пыл, разгар, в прямом и переносном значении» [6, c. 656]. Исходя из сказанного, можно уверенно заявить, что включение автором слова «яр» является намеренным и неслучайным. Корпус поэтических текстов Хлебникова за 1907-1908 гг., содержащих слово «ярь» (и все его грамматические формы), насчитывает восемь единиц (напр., в стихотворении «Неголи лёгких дум..» (1907) [20, c. 88]). Помимо прочего, можно проследить ряд неологизмов, сохраняющих в себе корень данного слова: яротствую, яроты, яроба.

Отдельного внимания заслуживает заключительное четверостишие, прежде всего, своими искусно скрытыми со стороны создателя лингвистическими манипуляциями. Одни неологизмы с лёгкостью подлежат реконструкции и морфологической интерпретации – как в случае со словами «денина» и водина». Н. Перцова отсылает происхождение таковых к аналогичному слову «времянин», которое упоминалось ранее. В. Григорьев, рассматривая различного рода способы словотворчества, относит данные слова в раздел суффиксации (включая квазификсы), предоставляя для них соответствующий перечислительный ряд моделей: «былина, глубина, морщина, осина, сиротина, старина, трещина, холодина, холстина и т.п.» [5, с. 299]. Из предложенных исследователем вариантов контекстуально (семантически) ближе нам второй – «глубина». Трудность обстоит с неологизмом «слылий», который должен явным образом реконструироваться по модели рядом стоящего слова – «крыльями» / крыльев / крылий в соединении со словом «слыть». Н.Н. Перцова приводит при рассмотрении этого произведения следующий комментарий: «Иногда сохраняются сомнения и после обращения к рукописи. <…> В автографе [РГАЛИ] мы видим два варианта этого стихотворения, написанные рядом <…> Предпоследнюю строку публикации можно предположительно прочитать как И крылия слияя черпаю денину» [12, с. 25]. А относительно слова «клядязь», которое было впоследствии перепечатано комментаторами первого тома собрания сочинений на «кладязь», исследователь не определяет его как неологизм, придавая ему условный характер: «Рукопись не помогла объяснить слово клядязь, которое нас, собственно, и интересовало. Что это – неологизм или искажённое кладезь, кладязь?» [12, с. 25]. Именно поэтому в словарной статье автором в качестве заглавного слова приводится его печатный вариант, а далее приводятся его варианты: «(/кл<а>д<е>зь/ кл<а>-) <…> C-м МС: кладезь, кладязь [СЦРЯ]/ клясть <…>» [12, с. 182]. Мы разделяем точку зрения исследователя и комментаторов, что перед нами изменённая автором ЦС форма слова «колодец», поскольку это объясняется последней строкой «Черпаю водину», т.е. контекстуально.

При внимательном рассмотрении мы можем установить его связь с последней строкой предыдущего на синтагматическом уровне как продолжение и раскрытие состояния лирического героя: «…И в глуби тону./ <…>/ Черпаю денину./ <…>/ Черпаю водину». При этом обращает на себя внимание не сразу улавливаемая взглядом паронимическая аттракция, применимая автором к паре слов: «глубь»/(глубина) (м. р.) – «голубь» (ж. р.) и напоминающая при этом своеобразное явление «квазибеглой» гласной существительного. Данным приёмом автор совмещает в себе верхний и нижний миры, тем самым овладевает всем разворачиваемым перед его взором пространством. 

Одновременно с учёбой в Казанском университете на естественном отделении физико-математического факультета Хлебников, как говорилось выше, испытывал влияние символизма. С. Старкина отмечает, что «Дмитрий Дамперов снабжал своего друга журналами «Весы» и «Золотое руно» [15]. Близко знавшая Хлебникова в студенческие годы в Казани В.И. Дамперова вспоминала: «В университете работал довольно усердно, но уже в то время увлекался литературой: ходил с номерами журнала «Весы»; очень любил Сологуба и любил декламировать его стихи» [19, c. 12]. Если подвергнуть часть указанной фамилии русского поэта анаграммированию, то мы получим: Со-| логуб → голу[б'].

Мы не беремся однозначно утверждать, что Хлебников действительно преследовал цель завуалировать в фамилии Сологуб слово «голубь» как дань признательности его поэтическому творчеству. Но предполагаемый ход мысли напоминает параллельный случай с программным стихотворением того же периода – «Кузнечик», в котором, по словам автора в статье «! Будетлянский» (1914), «как в коне Трои, сидит слово «ушкуй» (разбойник). «Крылышкуя», скрыл ушкуя деревянный конь» [23, c. 227]. Е.А. Капустина, осуществляя подробный анализ всех трех редакций стихотворения «Кузнечик» в сравнительно-типологическом отношении, убедительно аргументирует точку зрения о литературном тексте как о репрезентанте жизнетворческой концепции поэта. Сопоставляя первые две редакции с последней, автор выявляет перекодировку главного образа стихотворения – Кузнечика (ипостаси Поэта), связанную с отказом Хлебникова от символистских традиций и переходом в группу кубофутуристов: «В ранних вариантах подчёркивается не столько хищническая сущность Кузнечика, сколько его приобщение к культурному процессу, в период которого как Кузнечик, так и Поэт-подмастерье познают тайны бытия, проходят определенную стадию своего развития. Однако <…> последняя редакция свидетельствует о том, что Кузнечик – хищный пожиратель: в тексте последовательно развертывается анаграмма (куз, ку, пуз – кус, кусать). Поэт, творя, осваивает чужое, уничтожает разницу – поглощает, поедает. Основным качеством Кузнечика становится хищничество: в тексте стихотворения Кузнечик-ушкуй является пожирателем» [9, с. 413-414].

Учитывая высказанные суждения, последние две строки исследуемого стихотворения можно интерпретировать следующим образом:

  • «И крыльями слылий / Черпаю денину» как метафорически выраженное каждодневное пребывание поэта у Дамперовых, о котором Варвара вспоминала так: «Приходил он ежедневно, садился в углу, и бывало так, что за весь вечер не произносил ни одного слова; сидит, потирает руки, улыбается, слушает» (курсив наш. – А.Г.) [16, с. 12];
  • «Из кладязя голубя / Черпаю водину» не только как метафорически выраженное погружение В. Хлебникова в произведения поэтов символистского круга, но и рождение собственного творческого процесса, поскольку именно в этот период активно развивается словотворчество, являющееся характерной чертой поэтики Хлебникова (напр., см. статьи «Образчик словоновшеств в языке» (1909, 1912) [23, с. 28-31], «Наша основа» (1919) [23, с. 167-182]).

Поэтому в данной редакции реализовано динамическое развёртывание лирического сюжета, в отличие от первой, которая по своему характеру условно является статичной.

На основе проведённого анализа стихотворных редакций, мы приходим к выводу о кажущейся стёртой грани между литературной и реальной личностью писателя, высказанной в похожем ключе В.П. Григорьевым: «Невооружённым глазом видны почти нераздельная слитность в хлебниковском Я поэтического и реально-исторического, непосредственное отражение в образе автора и в «лирическом герое» биографической индивидуальности поэта во всей её многообразной отдельности» [5, с. 187]. Причина подобного возникновения неслучайна: для литературы рубежа XIX-XX вв. (преимущественно для символизма) характерен феномен «жизнетворчества» («пишу, как живу» и «живу, как пишу»). При этом важно не забывать известный в области теоретической поэтики тезис Ю.Н. Тынянова о том, что между литературным героем и реальным автором не может стоять знака равенства [17, с. 255-270]. Это подтверждается в нашем случае следующими основаниями: 1) отождествлением лирического героя с птицей (и последующими его действиями, свойственными птице); 2) утверждением, что он любим «времянкой» (в отличие от реальной жизни, в которой В. Дамперова не проявляла ответных чувств к Хлебникову). Поэтому представитель русского формализма, говоря о биографии Хлебникова, подчёркивает значимую для нас мысль: «Биография Хлебникова <…> сложного, иронического, «нелюдимого» и общительного <…> связана с его поэтическим лицом. Как бы ни была странна и поразительна жизнь странствователя и поэта <…>, биография не должна давить его поэзию» [18, с. 594]. Именно поэтому словесная организация стихотворения не даёт объяснения подразумеваемых в нём смыслов, что приводит к трудности дешифровки жизненных фактов реального автора.

Сравнив две редакции одного стихотворения, мы можем сделать следующие выводы. Первая редакция посвящена исключительно теме любви и статична (констатирует факт взаимности без дальнейшего развития темы). Вторая редакция отражает личностный подъём и творческий расцвет лирического героя; в ней присутствуют различные культурно-исторические и мировоззренческие реминисценции. Поскольку миф, по А.Ф. Лосеву, есть «образ бытия личностного» [10, с. 97], то второй текст можно обозначить как «свёрнутый» миф о раннем Поэте, его идейном развитии в двух его основополагающих ипостасях: «Числяра» / «Дворянина времени», вставшего на подступы поиска «законов времени» (и впоследствии провозглашённого «Королём Времени»), и Поэта-«Славяного», постигающего и воплощающего в своих творениях кредо «всеславянского слова».

Поэтический мир Велимира Хлебникова масштабен своему объёму, в котором поэзия сливается с математикой, лингвистикой, историей, космографией, физикой, а также с явлениями современной жизни. Предложенный анализ может послужить импульсом для дальнейших исследований не только в области дешифровки скрытых биографических кодов в творчестве Хлебникова, но и в применении мифопоэтического, культурно-исторического, герменевтического и текстологического подходов при изучении и рассмотрении его произведений.

Список литературы:

  1. Асеев Н.Н. Зачем и кому нужна поэзия // Асеев Н.Н. Собр. соч.: в 5 т. Т. 5: Проза 1916-1963. М.: Художественная литература, 1964. С. 546-557.
  2. Васильев С.А. «Воин не наступившего царства…» (поэтический стиль Велимира Хлебникова): монография. М.: МГПУ, 2015. 319 с.
  3. Виницкий И.Ю. Малые верлибры Хлебникова // Хлебниковские чтения. Материалы конференции 27-29 ноября 1990 г. СПб.: 1991. С. 50-61.
  4. Волошин М.А. «Ярь». Стихотворения Сергея Городецкого // Волошин М.А. Собр. соч. Т. 6, кн. 1: Проза 1906- Очерки, статьи, рецензии / Сост., подгот. текста А.В. Лаврова; коммент. Е.Л. Белькинд, А.М. Березкина, О.А. Бригадновой и др. М.: Эллис Лак, 2007. С. 12-22.
  5. Григорьев В.П. Будетлянин: сборник научных трудов. М.: Языки русской культуры, 2000. 814 с. (Studia poetica)
  6. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4-х т. Т. 4: Р-Я. М.: РИПОЛ классик, 2006. 667 с.
  7. Дуганов Р.В. Велимир Хлебников. Природа творчества. М.: Сов. писатель. 1990. 350 с.
  8. Иванов Вяч.И. Собр. соч. / Под ред. Д.В. Иванова и О. Дешарт с введ. и примеч. О. Дешарт. Т.3. Брюссель: Foyer Oriental Chrétien, 1979. 896 с.
  9. Капустина Е.А. «Биографический код» стихотворения В. Хлебникова «Кузнечик» // Филология: XXI век (теория и методика преподавания): Мат-лы Всерос. конф., посвящ. 70-летию БГПУ 10–11 декабря 2003. Барнаул 2004. С. 208-214.
  10. Лосев Α.Φ. Диалектика мифа / Сост., подг. текста, общ. ред. А.А. Тахо-Годи, В.П. Троицкого. М.: Мысль, 2001. 558 с. (Философское наследие).
  11. Мандельштам О.Э. Буря и натиск // Мандельштам О.Э. Собр. соч.: в 4-х т. Т. 2: Стихотворения. Проза / Сост. и коммент. П. Нерлера и А. Никитаева. М.: Арт-Бизнес–Центр, 1993. С. 288-298.
  12. Перцова Н.Н. Словарь неологизмов Велимира Хлебникова // Wiener Slawistischer Almanach, Sonderband 40. М.: Vien: Hansen-Lіove, 1995. 557 с.
  13. Спасский С. Маяковский и его спутники. Воспоминания. Л.: Сов. писатель, 1940. 160 с.
  14. Старкина С.В. Мир Велимира Хлебникова. (дата обращения 02.11.2023).
  15. Старкина С.В. Велимир Хлебников. Король времени. (дата обращения 02.11.2023).
  16. Степанов Н.Л. Велимир Хлебников: Жизнь и творчество. М.: Сов. писатель, 1975. 280 с.
  17. Тынянов Ю.Н. Литературный факт // Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М.: Наука, 1977. С. 255-270.
  18. Тынянов Ю.Н. О Хлебникове // Тынянов Ю.Н. Архаисты и новаторы. Л.: Прибой, 1929. С. 581-595.
  19. Харджиев Н.И. В Хлебникове есть всё. (дата обращения 04.11.2023).
  20. Хлебников В. Собр. соч.: в 6 т. Т. 1: Литературная автобиография. Стихотворения 1904-1916 / Под общ. ред. Р.В. Дуганова. Сост., подгот. текста и примеч. Е.Р. Арензона и Р.В. Дуганова. М.: ИМЛИ РАН. Наследие, 2000. 544 с.
  21. Хлебников В. Собр. соч.: в 6 т. Т. 3. Поэмы 1905-1922 / Под общ. ред. Р.В. Дуrанова. М.: ИМЛИ РАН. Наследие, 2002. 504 с.
  22. Хлебников В. Собр. соч.: в 6 т. Т. 5. Стихотворения в прозе. Рассказы, повести, очерки. Сверхповести. 1904-1922 / Под общ. ред. Р.В. Дуганова. М.: ИМЛИ РАН. Наследие, 2004. 464 с.
  23. Хлебников В. Собр. соч.: в 6 т. Т. 6, кн. 1. Статьи (наброски). Ученые труды. Воззвания. Открытые письма. Выступления. 1904-1922 / Под общ. ред. Р.В. Дуганова. М.: ИМЛИ РАН. Наследие, 2005. 448 с.
  24. Хлебников В. Собр. соч.: в 6 т. Т. 6, кн.2. Доски Судьбы (избранные страницы). Мысли и заметки. Письма и другие автобиографические материалы. 1897-1922 / Под общ. ред. Р.В. Дуганова. М.: ИМЛИ РАН. Наследие, 2006. 384 с.

Biographical code in Velimir Khlebnikov's poem «Vremyanin I...»

Giniyatullin A.M.,
undergraduate of 1 course of the Moscow City University, Moscow

Research supervisor:
Gromova Alla Vitalievna,
Professor of the Department of Philology of the Institute of Humanities of the Moscow City University, Doctor of Philological Sciences, Professor

Abstract. The article investigates the biographical and diction aspects of Velimir Khlebnikov's poem «Vremeni I...» (1907) with regard to the textual research of Velimir specialists. (1907) taking into account textual research of Velimir's scholars. On the basis of the comparison of the two editions the representation of the poet's inner evolution, personal creative rise, originating in the appeal to the poetry of the Symbolists, is traced. As a result, in the second edition the lyrical hero is presented in two hypostases: «Chislar», making the first approaches to the calculation of the «laws of time», and «Slavyan», singing the pagan Slavic world.
Keywords: Velimir Khlebnikov, biographical code, redaction, neologism, life creation, text-myth.

References:

  1. Aseev N.N. Why and who needs poetry // Aseev N.N. Collected Works: in 5 vol. Vol. 5: Prose 1916-1963. Moscow: Art literatura, 1964: 546-557.
  2. Vasiliev S.A. «Warrior of the kingdom that has not come...» (Velimir Khlebnikov's poetic style): monography. MCU, 2015. 319 p.
  3. Vinitsky I.Yu. Khlebnikov's small verilibras // Khlebnikov Readings. Materials of the conference November 27-29, 1990, St. Petersburg, 1991: 50-61.
  4. Voloshin M.A. «Yar». Poems by Sergei Gorodetsky // Voloshin M.A. Collected Works Vol. 6, Book 1: Prose 1906-1916. Essays, articles, reviews / Compiled, text preparation by A.V. Lavrova; commentary. E.L. Belkind, A.M. Berezkin, O.A. Brigadnova and others. Moscow: Ellis Luck, 2007: 12-22.
  5. Grigoriev V.P. Budelyanin: collection of scientific works. Moscow: Languages of Russian Culture, 2000. 814 p. (Studia poetica)
  6. Dahl V.I. Explanatory Dictionary of the Living Great Russian Language: in 4 vol. Vol 4: R-Ya. Moscow: RIPOL Classic, 2006. 667 p.
  7. Duganov R.V. Velimir Khlebnikov. The nature of creativity. Moscow: Sov. writer. 1990. 350 p.
  8. Ivanov Vyach.I. Collected Works / Edited by D.V. Ivanov and O. Deshart with an introduction and notes by O. Deshart. Vol. 3. Brussels: Foyer Oriental Chrétien, 1979. 896 p.
  9. Kapustina E.A. «Biographical code» of V. Khlebnikov's poem «Grasshopper» // Philology: XXI century (theory and methodology of teaching): Proceedings of the All-Russian Conf. dedicated to the 70th anniversary of BSPU December 10-11, 2003. Barnaul, 2004: 208-214.
  10. Losev Α.Φ. Dialectics of Myth / Composition, text preparation, general ed. by A.A. Takho-Godi, V.P. Troitsky. Moscow: Mysl, 2001. 558 p. (Philosophical Heritage).
  11. Mandelstam O.E. Storm and onslaught // Mandelstam O.E. Collected works: in 4 vol. 2: Poems. Prose / Comp. and commentary. P. Nerler and A. Nikitaev. Moscow: Art-Business Center, 1993: 288-298.
  12. Pertsova N.N. Dictionary of Velimir Khlebnikov's Neologisms // Wiener Slawistischer Almanach, Sonderband 40. Moscow; Vien: Hansen-Liove, 1995. 557 p.
  13. Spassky S. Mayakovsky and his companions. Memories. L.: Sov. writer, 1940. 160 p.
  14. Starkina S.V. Mir Velimir Khlebnikov. (date of the address: 02.11.2023).
  15. Starkina S.V. Velimir Khlebnikov. The King of Time. (date of the address: 02.11.2023).
  16. Stepanov N.L. Velimir Khlebnikov: Life and Creativity. Moscow: Sov. writer, 1975. 280 p.
  17. Tynyanov Y.N. Literary fact // Tynyanov Y.N. Poetics. History of Literature. Cinema. Moscow: Nauka, 1977: 255-270.
  18. Tynyanov Y.N. About Khlebnikov // Tynyanov Y.N. Archaists and innovators. L.: Priboy, 1929: 581-595.
  19. Khardzhiev N.I. Khlebnikov has everything. (date of the address: 04.11.2023).
  20. Khlebnikov V. Collected Works: in 6 vol. Vol. 1: Literary autobiography. Poems 1904-1916 / Edited by R.V. Duganov. Composition, text preparation and notes by E.R. Arenzon and R.V. Duganov. MOSCOW: IMLI RAS. Heritage, 2000. 544 p.
  21. Khlebnikov V. Collected Works: in 6 vol. Vol. 3. Poems 1905-1922 / Edited by R.V. Duganov. MOSCOW: IMLI RAS. Heritage, 2002. 504 p.
  22. Khlebnikov V. Collected Works: in 6 vol. Vol. 5. Poems in prose. Stories, novels, essays. Superstories. 1904-1922 / Edited by R.V. Duganov. Moscow: IMLI RAS. Heritage, 2004. 464 p.
  23. Khlebnikov V. Collected Works: in 6 vol. Vol. 6, book 1. Articles (sketches). Scholarly works. Proclamations. Open letters. Speeches. 1904-1922 / Edited by R.V. Duganov. MOSCOW: IMLI RAS. Heritage, 2005. 448 p.
  24. Khlebnikov V. Collected Works: in 6 vol. Vol. 6, book 2. Doski Destiny (selected pages). Thoughts and notes. Letters and other autobiographical materials. 1897-1922 / Edited by R.V. Duganov. MOSCOW: IMLI RAS. Heritage, 2006. 384 p.