Аннотация. В статье рассматриваются художественные средства, с помощью которых А.П. Чехов в рассказе «Учитель словесности» развивает мотив пошлости, отличающей обывателей. Показано, как главный герой произведения, Сергей Никитин, ослепленный личным счастьем, поначалу не может адекватно оценить среду, в которой оказался. Для осуществления авторской «задачи» Чехов использует приемы подтекста: характерологические акценты при создании второстепенных персонажей, систему предметных и пейзажных описаний будничного течения дней и динамических особенностей композиции.

Целью исследования является стремление обнаружить те художественные средства, с помощью которых Чехов в рассказе «Учитель словесности» разрабатывает мотив пошлости. Предметом изучения является сюжетно-композиционная и мотивно-архитектоническая организация произведения. Мотив понимается как «сокровенная совокупность отдельных авторских тем и тематических узлов»; при этом мотивная основа произведения «может напрямую способствовать вводу и развитию отдельных сюжетообразующих коллизий и конфликтов», хотя и не имеет с ними очевидно выраженной взаимосвязи [4, с. 52].

Мотив пошлой жизни тесно связан с мотивом скуки, и оба они являются наиболее частотными в творчестве писателя. Особенно они характерны для поздней прозы Чехова. Это повести «Три года» (1895) и «Моя жизнь» (1896), рассказы «Дом с мезонином» (1896), «Мужики» (1897), «Ионыч» (1898) и др. Д.С. Мережковский писал: «Скука, уныние – вот главная и, в сущности, единственная страсть всех чеховских героев <…> Как пьют вино запоем, так чеховские герои запоем скучают» [5, с. 698]. В.Б. Катаев отмечает, что Чехов особенно часто пишет в своих произведениях о герое, который «недоволен окружающим, тяготится им, стремится к какой-то другой действительности» [2, с. 178]. Мотив скуки также исследовал ряд других ученых, таких как А.П. Чудаков, И.Н. Сухих, Э.А. Полоцкая, М.Б. Лоскутникова и др.

Причинами скуки, в понимании Чехова, могут быть отсутствие дела и цели в жизни, пошлость среды и др. Последнее является одной из самых значимых причин скуки главных героев чеховских произведений. В первую очередь необходимо определить понятие пошлости. В словаре Д.Н. Ушакова слово «пошлый» имеет значение «заурядный, низкопробный в духовном, нравственном отношении, чуждый высших интересов и запросов» [6]. Синонимами могут служить слова «банальный», «тривиальный», «избитый» и др. Во многих произведениях Чехова мотив скуки маркирован словами «скучный», «скучно» и т. п., актуализирован «в характеристике одиночества, отсутствия дела и серьезных чувств, бездуховности, бездарности, бесталанности, отсутствия в помыслах и поступках творческого начала» [3, с. 8].

Пошлость среды является причиной скуки и главного героя рассказа «Учитель словесности». Первая часть рассказа была опубликована в 1889 г. в газете «Новое время» и представляла собой самостоятельное произведение под названием «Обыватели». Об этом своем рассказе Чехов писал так: «Несерьезный пустячок из жизни провинциальных морских свинок <…> Я имел в виду кончить его так, чтобы от моих героев мокрого места не осталось, но нелегкая дернула меня прочесть его нашим; все взмолились: пощади!.. Я пощадил своих героев, и потому рассказ вышел так кисел» [9, c. 284]. Однако некоторые критики (например, А.Н. Плещеев) были иного мнения: «сколько свежести, поэзии, правды <…> Все эти живые лица, которых встречал, видел, знал» [7, с. 300]. В 1894 г. Чехов вернулся к рассказу, дописав к нему вторую главу. Из этого можно сделать вывод, что он не был доволен своей работой и считал необходимым доработать произведение.

В первой главе рассказа автор показывает, что Никитин, несмотря на радость получения места учителя в гимназии в большом губернском городе, не сможет смириться с пошлой жизнью. Никитин снимает квартиру на двоих с коллегой – учителем географии Ипполитом Ипполитычем, который говорит «только о том, что всем уже давно известно» [10, с. 318]. Такой заурядный, произносящий банальности человек не может стать другом Никитина. В отсутствии единомышленников Никитин вынужден выстраивать общение с Ипполитом Ипполитычем, даже радость по поводу своей женитьбы доверяет ему. Однако сосед по квартире по-прежнему говорит о том, что до абсурдности общеизвестно.

Круг таких второстепенных персонажей расширен Чеховым и за счет ввода Вари Шелестовой – старшей сестры Манюси, невесты и потом жены Никитина. Варе 23 года, она считается «самой умной и образованной», держит себя «солидно, строго», но характер у нее отталкивающий: «Всякий разговор, даже о погоде, она непременно сводила на спор» [10, с. 314]. У Вари нет чувства юмора, всякий раз на шутку она отвечает: «Это старо!» – или: «Это плоско!» [10, с. 314]. Старик Шелестов все время что-то критикует со словами «Хамство! Хамство и больше ничего!». Еще один из второстепенных персонажей – Шебалдин, представитель провинциальной интеллигенции, с одной стороны, славился своей любовью к литературе и сценическому искусству, с другой, как оказывается, знает только популярные произведения, такие как поэма «Грешница» А. Толстого. Тот факт, что Шебалдин в своей среде считался одним из самых образованных и эрудированных людей, отлично иллюстрирует общий уровень культуры окружающих.

Невеста Никитина Манюся, на первый взгляд, девушка воспитанная и открытая для восприятия разнообразных сторон жизни. В том числе она страстная лошадница. Однако повествователь тонко свидетельствует о подоплеке этих особенностей ее характера. В семье Манюсю называют Марией Годфруа – как звали современницу писателя, известную наездницу. Чехов писал А.А. Суворину: «наездницу Годфруа я знаю. Она вовсе не хороша. Кроме езды “высшей школы” и прекрасных мышц, у нее ничего нет, все же остальное обыкновенно и вульгарно» [8, с. 326]. В результате, изображая Манюсю, чеховский повествователь подчеркивает, что любовь к лошадям сопровождается у нее радостью при обнаружении недостатков у чужих лошадей.

Развивая свою мысль о разлагающей роли пошлости, Чехов обращается к изображению быта Шелестовых. Примечательно, что этот гостеприимный, казалось бы, дом вовсе не нравился Никитину, – привлекателен он только тем, что в нем живет Манюся. Египетские же голуби, изобилие собак и кошек, злая Мушка и добрый Сом – всё это вызывает отвращение у героя. Но пребывая в любовной эйфории, он предпочитает не замечать бытовых мелочей.

Немаловажную роль в рассказе играет пейзаж. Сад при доме Шелестовых – особый локус, в котором герои, как в Эдеме, с радостью объясняются в любви: «над садом светил полумесяц, и на земле из темной травы, слабо освещенной этим полумесяцем, тянулись сонные тюльпаны и ирисы, точно прося, чтобы и с ними объяснились в любви» [10, с. 322]. Но за границами сада провинциальный город не так прекрасен. Герои на конной прогулке проезжают скотобойни, пивоваренный завод и кладбище – места, которые есть в каждом городе и городке. Повествователь показывает, что за идеальными иллюзорными мечтами есть быт, повседневная и подчас не столь красивая жизнь, от которой нельзя убежать.

Все вышеперечисленные проявления пошлости скрыты от сознания главного героя. Влюбленность делает его слепым – именно на этом Чехов сосредоточен в первой главе рассказа. Никитин надеется, что женитьба изменит его жизнь. Но повествователь указывает на другой исход событий. Каждый день обыденной жизни похож на предыдущий, ничего не меняется: «обыкновенно он [Никитин] вскакивал с места», «Варя опять спорила», Ипполит Ипполитыч «по обыкновению, стал <…> говорить о том, что всем давно уже известно», «лестничка, на которой всегда спали кошки», «опять Полянский водил по всем комнатам grand-rond, опять после танцев играли в судьбу» [10, с. 315, 317, 319, 321, 322] (курсив мой. – А. А.). В заключение главы первой Никитину видится сон, в котором выводят лошадей, что закольцовывает рассказ «Обыватели» и время в нем.

Все проявления пошлости, показанные в главе первой, приобретают во второй главе гиперболизированный характер. Ипполит Ипполитыч, например, даже на смертном одре говорит только то, что всем уже давно известно. Никитин становится частью того быта, который был ему противен: кошки и собаки, включая Мушку, теперь живут с ним постоянно. Повествователь иронически указывает на то, что Манюся стала скаредной хозяйкой, которая не выкинет даже засохший кусок колбасы и не напоит мужа молоком. Иными словами, если целью автора в первой главе рассказа было стремление показать «сон» главного героя, то целью во второй главе является изображение «пробуждения». При этом «пробуждение» Никитина, осознание очевидного можно разделить на несколько этапов.

Сомнения героя в истинности его счастья обнаруживаются сразу после свадьбы. Никитин пишет в своем дневнике: «Я взялся за дневник, чтобы описать свое полное, разнообразное счастье, и думал, что напишу листов шесть и завтра прочту Мане, но, странное дело, у меня в голове все перепуталось, стало неясно…» [10, с. 326]. Никитин начинает понимать, что его счастье иллюзорно. Поэтому он не может написать ни строки: ему нечего описывать, его любовь строится на его воображении, мечтаниях, неопределенностях.

По стечению разных и разномасштабных обстоятельств (смерть Ипполита Ипполитыча, проигрыш небольшой суммы в карты) Никитин еще больше начинает сомневаться в собственном счастье: «Никитин чувствовал на душе неприятный осадок и никак не мог понять, отчего это <…> Даже домой не хотелось» [10, с. 329]. При этом герой начинает искать причины своего состояния, но еще не в полной мере осознает действительность.

Никитин возвращается домой и в разговоре с женой наконец понимает, что вся его счастливая, казалось бы, семейная жизнь была лишь самообманом. Если для Никитина, женившегося по любви, это чувство представлялось чем-то необыкновенным и прекрасным, то для Манюси замужество изначально было не более чем логическим завершением их отношений. В результате у героя спадает пелена с глаз: «иллюзия иссякла» – и «уже начиналась новая, нервная, сознательная жизнь, которая не в ладу с покоем и личным счастьем» [10, с. 332].

Ю.И. Айхенвальд писал: «Обыватели пошлого города, граждане всесветной глуши или уживаются, мирятся с обыденностью, и тогда они счастливы своим мещанским счастьем, или они подавлены ею, и тогда они несчастны, тогда они – лишние, обойденные» [1, с. 326]. Никитин принадлежит ко второму типу. Счастье для Никитина в условиях принявшей его среды – невозможно. Герой пишет в дневнике: «Нет ничего страшнее, оскорбительнее, тоскливее пошлости. Бежать отсюда, бежать сегодня же, иначе я сойду с ума!» [10, с. 332].

Таким образом, конфликт главного героя с окружающей действительностью развивается с помощью взаимодействия сюжетики и мотивики, поскольку в основе жизненных форм обыденности в судьбе Никитина лежит мотив пошлой жизни. Мотив развернут многопланово, хотя жанр рассказа не предполагает панорамного изображения «фона». Развитие мотива осуществляет за счет последовательного интереса Чехова к характерам главного героя и второстепенных персонажей, а также за счет предметных и пейзажных описаний будничного течения дней и динамических особенностей композиции.

Motive of vulgar life in A.P. Chekhov’s story “The Teacher of Literature”

Aksenova A.S.,
Bachelor of 5 course of the Moscow City University, Moscow

Research supervisor:
Loskutnikova Maria Borisovna,
Associate Professor of the Department of the Russian Literature of the Institute of Humanities of the Moscow City University, Candidate of Philological Sciences, Associate Professor.

Annotation. Artistic techniques used by A.P. Chekhov to develop a layperson defining motive of vulgarity in the story «The Teacher of Literature» are examined in the article. It shows how the main character, Sergey Nikitin, blinded by personal happiness, initially cannot adequately assess the environment he found himself in. To achieve the author’s «goal», Chekhov uses subtext techniques: characterological accents when creating secondary characters, the system of subject and landscape descriptions of the prosaic flow of days and dynamic features of the composition.
Keywords: motive, literature character, composition, detail.


  1. Айхенвальд Ю.И. Чехов. // А.П. Чехов: pro et contra: Творчество А.П. Чехова в русской мысли конца XIX – начала ХХ века (1887–1914) / Под ред. И.Н. Сухих. СПб., 2003. С. 722-785.
  2. Катаев В.Б. Проза Чехова: проблемы интерпретации. М.: 1979. 326 с.
  3. Лоскутникова М.Б. Особенности стиля А.П. Чехова (на материале рассказов «Длинный язык» и «Дама с собачкой»). // Вестник РУДН. Серия Литературоведение. Журналистика. 2009. № 6. С. 5-13.
  4. Лоскутникова М.Б. Телеологические принципы художественного целого и композиционно-архитектоническая организация рассказа А.П. Чехова «Попрыгунья». // Inskrypcje. Półrocznik: Czasopismo naukowe poświęcone literaturze i kulturze. Siedlce: [i] WN WYDAWNICTWO NAUKOWE IKR[i]BL, 2019. R. VII. № 1 (12). С. 45-55.
  5. Мережковский Д.С. Чехов и Горький. // А.П. Чехов: pro et contra: Творчество А.П. Чехова в русской мысли конца XIX – начала ХХ века (1887 –1914) / Под редакцией И.Н. Сухих. СПб., 2003. С. 692-721.
  6. Пошлый // Толковый словарь Ушакова (дата обращения: 01.10.20).
  7. Пустильник Л.С. Неизданные письма к Чехову. Чехов и Плещеев. // Литературное наследство. М.: 1960. Т. 68. С. 293-362.
  8. Чехов А.П. Письмо Суворину А.С., 11 сентября 1888 г. Москва / Антон Павлович Чехов // Чехов А.П. Полн. собр. соч. и писем: В 30 т. Письма: В 12 т. Т. 2. М.: 1974-1983. С. 326-327.
  9. Чехов А.П. Письмо Суворину А.С., 12 ноября 1889 г. Москва. // Чехов А.П. Полн. собр. соч. и писем: В 30 т. Письма: В 12 т. Т. 3. М.: 1974-1983. С. 284-285.
  10. Чехов. А.П. Учитель словесности. // Чехов А.П. Полн. собр. соч. и писем: В 30 т. Т. 8. М.: 1986. С. 310-333.
  1. Eichenwald Yu.I. Chekhov. //A.P. Chekhov: pro et contra: The work of A.P. Chekhov in Russian thought of the late XIX - early XX centuries (1887-1914 ) / Ed. I.N. Sukhoi. St. Petersburg, 2003. Page: 722-785.
  2. Kataev V.B. Prose Chekhov: problems of interpretation. M.: 1979. 326 pages.
  3. Loskutnikova M.B. Features of the style of A.P. Chekhov (based on the stories «Long Tongue» and «Lady with a Dog»). // Bulletin RUDN. Series Literary criticism. Journalism. 2009. № 6. Page: 5-13.
  4. Loskutnikova M.B. Teleological principles of the artistic whole and the compositional and architectonic organization of the story by A.P. Chekhov «Poprygunya». // Inskrypcje. Półrocznik: Czasopismo naukowe poświęcone literaturze i kulturze. Siedlce: [i] WN WYDAWNICTWO NAUKOWE IKR[i]BL, 2019. R. VII. № 1 (12). Page: 45-55.
  5. D.S. Merezhkovsky Chekhov and Gorky. // A.P. Chekhov: pro et contra: The work of A.P. Chekhov in Russian thought of the late XIX - early XX centuries (1887 -1914 )/Edited by I.N. Sukhoi. St. Petersburg, 2003. Page: 692-721.
  6. Vulgar // Ushakov's Explanatory Dictionary (date of the address: 01.10.20).
  7. Pushtilnik L.S. Unreleased letters to Chekhov. Chekhov and Pleshcheev. // Literary inheritance. M.: 1960. T. 68. Page: 293-362.
  8. Chekhov A.P. Letter to Suvorin A.S., September 11, 1888 Moscow/Anton Pavlovich Chekhov // Chekhov A.P. Poln. sobr. соч. and letters: In 30 tons. Letters: In 12 tons. T. 2. M.: 1974-1983. Page: 326-327.
  9. Chekhov A.P. Letter to Suvorin A.S., November 12, 1889 Moscow. // Chekhov A.P. Poln. sobr. соч. and letters: In 30 t. Letters: In 12 t. T. 3. M.: 1974-1983. Page: 284-285.
  10. Chekhov. A.P. Teacher of Literature. // Chekhov A.P. Poln. sobr. соч. and letters: In 30 vols. T. 8. M.: 1986. Page: 310-333.