Выпуск: №5(50) Исследования молодых ученых

Раздел: Исторические науки

Опубликовано: 31 мая 2023

Код уникальной десятичной классификации: 93/94

Автор: Гафуров Егор Сергеевич

бакалавр 3 курса ГАОУ ВО МГПУ, г. Москва

Научный руководитель: Челнокова Алла Юрьевна

доцент кафедры отечественной истории Института гуманитарных наук ГАОУ ВО МГПУ

кандидат исторических наук, доцент

Аннотация. Целью статьи является рассмотрение упоминаний категории «лихие люди» в документах посольских книг по связям с Крымом и с Ногайской Ордой за 1474-1505 и 1489-1508 годы соответственно, систематизация полученных данных и выявление связей с «лихими людьми» прочих источников периода правления Ивана III Васильевича.

Ключевые слова: лихие люди, Московское государство, Крымское ханство, Ногайская орда, Казанское ханство, Золотая орда, дипломатия, посольские книги.

Во второй половине XV века в Восточной Европе складывается новый баланс политических сил в связи с распадом Золотой Орды и объединением русских земель вокруг Москвы.

Особый интерес в изучении этих процессов представляют посольские книги за 1474-1505 и 1489-1508 годы – древнейшие из сохранившихся посольских книг и ценные источники по дипломатическим контактам Великого княжества Московского с его соседями: Крымским ханством, Казанским ханством, Ногайской Ордой, Османской империей, Феодоро, Кафой, Молдавией, Венгрией, Польским королевством и Великим княжеством Литовским, Русским и Жемойтским. В их состав входят «списки грамот», то есть проекты шертных грамот (новый вид публично-правовых актов, появление которых обусловлено новыми политическими реалиями [15]), «докончальных ярлыков», грамоты от Ивана III к разным лицам с просьбами или предложениями (будь то крымский хан Менгли-Гирей или купец Хозя Кокос), а также грамоты самим послам, в основном содержащие «наказы» – инструкции по посольству.

В данных текстах часто встречается словосочетание «лихие люди». Например, в ярлыке, датированном августом 1500 года, Менгли-Гирей уточняет: «Сесь есми ярлык велел твоему подьячему писать лихих деля людей, и к сему есми ярлыку печать свою приложил» [8].

Очевидно, в данном контексте слово «лихих» обозначает не просто «злых» людей, а определенную категорию населения. Одним из первых на это обращает внимание М. Бережков. Пытаясь объяснить, кем являются упомянутые «лихие люди», М. Бережков делает два предположения: либо это степные татары, которые «могли перехватить в дороге его татарские грамоты, и удобнее прочесть их», либо это «ненадежные» люди в самом Крыму, «близ его особы, которые бы захотели передать секретное содержание грамот посторонним недругам» [3, с. 19]. По мнению Бережкова, более вероятно, что царь все-таки имеет в виду степных татар Золотой Орды.

Ввиду, казалось бы, очевидности, вопрос о «лихих людях» в дальнейшем в научной литературе почти не поднимался. Данное исследование направлено на поиск всех упоминаний в посольских книгах по связям с Крымом и с Ногайской Ордой периода правления Ивана III Васильевича «лихих» людей, попытке систематизации полученных данных и выявлении связей между «лихими» людьми посольских книг и «лихими» людьми, обнаруженными в прочих источниках того же периода.

Первое упоминание «лихих людей» в дипломатических контактах Москвы и Крыма относится к 16 апреля 1480 года. Тогда Иван Васильевич отправляет своего посла, боярина Ивана Ивановича Звенца, к крымскому хану Менгли-Гирею. Задача – заключить союзнический договор против хана Большой Орды Ахмата и великого князя литовского и короля польского Казимира IV. Одним из условий этого проекта соглашения также является обязательство следить за набегами своих людей: «…кто твои люди повоюют моих людей без твоего ведания, а прийдут к тебе, ино тех казнити, а взятое отдати, а головы без откупа отдати». Согласно документу, русский посол должен был сообщить крымскому царю об осеннем случае, когда люди хана грабили окраины Московского государства: «… и ты бы пожаловал, по своей правде, велел те головы все сыскав отдати моему боярину, а тех бы еси лихих велел показнити, чтобы вперед так не чинили» [8, с. 18]. 

Однако «лихими» оказываются не только люди крымского хана. В следующем упоминании это определение относится к людям других ханов и связано с чрезвычайно важным делом – проходом послов. Так, в грамоте Ивана III к царю Менгли-Гирею от 29 октября 1489 года есть инструкция для гонца Грибца Иванова Климентьева, где этот вопрос затрагивается «наедине». Сообщается, что люди ордынского хана Муртазы стерегут послов на дороге. Подобное сообщение встречалось и в более ранней грамоте Ивана III к Менгли-Гирею от 9 июня 1486, где московский князь передавал о том, как люди того же Муртазы грабили людей, провожавших послов в Крым: «…велел бы еси их из лихих мест изо всех выпроводити, чтобы дал Бог поздорову до нас дошли». Московский князь предлагает решение: «Ты бы поуправил дорогу нашим послом на Азов, чтобы вперед нашим послом доброволно ходити на Азов без тамги и без всяких зацепок». Кроме того, посол должен сообщить о слухе: якобы русских купцов грабили люди крымского хана во главе с Авдулой: «…и ты бы того обыскал, да лихих бы еси велел казнити, а взятое бы еси велел отдати» [8, с. 79-80]. 

В грамоте Менгли-Гирея к Ивану III от 25 апреля 1491 крымский хан извещает, что борьба с Ахматовыми детьми идет успешно: «…нынеча как бы им отойти, ино силы нет». О лихих людях он сообщает: «…те лихие люди, которые лихо учинили, на недруга в загон ходили, да там и померли, а иных здесе не стало… которые люди твоей земле и твоим людем лихо учинили, как мне же то лихо учинили, и мы тем людем также дело учиним» [8, с. 104-106]. В грамоте 1493 года Менгли-Гирея, переданной Константином Заболоцким, опять встречаем нападение на послов: «…ординские недрузи и их лихие люди межи нас доколева не вышли с своим послом да и с Мынурем да с Оиюсом крепко наказав, борзо бы еси отпустил» [8, с. 183]. 

Из этих источников уже можно было бы заключить, что собственно «лихими» являются обыкновенные разбойники, живущие грабежами. Вопрос об этом поднимался еще в самом первом контакте Москвы и Крыма: в своем наказе боярину Н.В. Беклемишеву, который отправился в посольство к Менгли-Гирею, на случай переговоров с кафинцами Иван III сообщает: «Пограбили моих людей, Гридку Жука да Степанка Васильева и их товарыщов» [8, с. 8-9].

Цель «лихих» – грабежи не только украин, но и послов и купцов. В этом отношении интересна грамота от 11 октября 1496 года, в которой великий князь московский сообщает, как ордынские люди («лихие») ловят русских людей и продают за моря.

Продажа пленников – частая проблема в отношениях Москвы и Крыма. Особенностью и Крымского ханства, и его сюзерена, Османской империи, являлась необходимость в постоянном поступлении рабов. В Крыму рабы использовались в сельском хозяйстве, где выращивали зерно для экспорта в Порту. Из-за частых неурожаев тысячам людей приходилось совершать рейды на Русь и в Польшу [16]. Вследствие этих процессов обмен пленниками являлся вопросом, регулярно поднимаемым в дипломатической переписке двух стран, и впервые затрагивался в первом же договоре 1474 года. Пленники порой даже не попадали в Крым, а направлялись в контролируемыми османами порты – Азов и Кафу [4]. Кафа в то время являлась главным центром работорговли [16] Хотя Крым и обещал с этим бороться, существующее положение его в целом устраивало. Сближающим фактором для Москвы и Крыма в этих обстоятельствах является необходимость союзника в общей борьбе против Литвы и Большой Орды [2].

Вероятно, контролировать Азов Османскому султану было трудно, особенно ввиду агрессивных действий азовских казаков, потому административные функции здесь выполнял крымский хан [14]. В 1503 году султан Баязид направил к Менгли-Гирею и султану Мухаммеду посла и «велел... в Азове паш и турков и казаков всех лихих переимати, иных... велел лихих казнити, а иных... в тюрму пометати» [8, с. 468-471]. 

Существование такой группы населения создавало опасность для прохождения посольств, в результате чего они становились причиной (или поводом) для приостановления отправки послов. Так, в грамоте московского князя Менгли-Гирею от ноября 1493 послу Константину Малечкину содержатся инструкции касательно разговора «наедине» с царицей Нур-султан. В частности, ей необходимо сообщить о невозможности отпустить её сына Абдыл-Летифа в Казань, чтобы «от лихих людей межи их с братом лихое дело не учинилося» [8, с. 202]. 

Следующие хронологически грамоты дополняют известную информацию. Хотя собственно «лихие» люди в грамоте Менгли-Гирею от 2 ноября 1497 года не упоминаются, содержится информация об ограблении посла Ивана Ощерина, который был направлен к волошскому воеводе Стефану, со стороны крымских людей: «А вперед бы еси заказал своим людем, чтобы нашим людем от твоих людей такого лиха не было» [8, с. 240]. 

В грамоте от 19 августа 1498 года Менгли-Гирей отвечает на грамоту великого князя по поводу жалоб русских послов: Константина Малечкина, который вместе с другими русскими был ограблен в Перекопе, лишившись пятерых коней; Суботина (участник вышеупомянутого дела от 2 ноября 1497 года); Кадыша, который сообщает о случаях грабежа русских людей «ординскими», в связи с чем Иван III удерживал гонцов (3 мая 1495 года). О последнем деле хан передает, что те ордынские люди шли в крымские земли красть коней. О них хану говорили: «кое те лихие люди идут коней красти под мои улусы, и мои Багринские люди, седши на кони, да и отгонили их; и те лихие люди двадцать ден после того спустя пришли на Кадыша да и пограбили» [8, с. 253-256]. 

В октябрьской грамоте 1499 года Менгли-Гирей сообщает о том, как «Киевские и Черкаского города люди» взяли в плен десять человек хана, а пришедшие в крымский Непром русские купцы «ходили и верили им». После этого купцы «с собою взяли черкаских ведомых людей, да так лихо учинили» [8, с. 284-287]. 

Любопытную картину открывает апрельская грамота 1500 года Ивана III, которая сообщает сразу о двух грабежах разных послов: Ивана Кубенского и Ивана Ощерина. Хотя грабили их «черкасцы», то есть казаки, обвиняет он Менгли-Гирея: «…и ты тот грабеж наших послов и ялся отдати, да и до сех мест того грабежу не велишь отдати» [8, с. 303-304]. В августе того же года крымский хан взваливает вину касательно случившегося на «лихих людей»: ««твой посол и мой посол шли ко мне, и на пути у них лихие люди казну нашу поимали. И которые люди лихие поимали у наших послов нашу казну, и те люди пришли в Азов, да и продовали нашу казну в Азове» [8, с. 320-321]. В сопутствующей грамоте Иван Кубенский пишет: «И ты бы велел тех казаков переимати и казны бы еси нашей велел сыскав да к нам привезти, что ни будет в Азов пришло; а лихих бы еси людей казнил, а иных нам повыдал, а люди, которые у них поиманы, и ты бы их к нам велел привести» [8, с. 322]. 

Неудачливый Иван Кубенский, согласно грамоте Менгли-Гирея от октября 1500 года, снова попадает в засаду: «…ехал ко мне посол твой князь Иван Кубенской с моими послы с Казимером да з Ази Халелем, ино лихим людем на пути в руки впали» [8, с. 329]. Награбленное снова отвезли в Азов, из чего можно заключить, что здесь лихие люди – это снова казаки. К Ивану должен прийти Камел, посол Баязета: «…велел Камелу говорити о азовских о шубашех, и о виздаре, и о гостех, те все лихо чинили, лихих людей подкручают, да под Русь отпускают, да с ними делятся. И нам бы стати на них с одного накрепко, чтобы тех лихих казнили, ино бы вперед лиха не было» [8, с. 329]. 

Как видно, здесь «лихими» прямо называются «казаки». Вопрос о появлении казачества является дискуссионным. Следует полагать, что во второй половине XV века территория степей юга Восточной Европы оказалась благоприятной для формирования вольных общин [7].

К октябрю 1500 года относится грамота литовского князя Александра Менгли-Гирею о дружбе: «А которые переже сего межи нами недобрыи ся дела были стали на обе стороне от лихих людей, то он хотел межи нами смирити и зъедначити» [8, с. 330-331].

В наказе московского князя послу Ивану Мамонову в грамоте от 7 октября 1500 года касательно того же азовского инцидента велено «рухлядь» сыскать, а «лихих» казнить. В грамоте посла Ивана Мамонова от 23 июля 1501 года «лиходеи наши Ахматовы дети нынеча к нам близко прикочевали, и нам того дела оставить нельзя» [8, с. 357-358]. 

В грамоте от 3 марта 1502 года содержится наказ Ивана III Алексею Заболотскому касательно переговоров с Менгли-Гиреем. Вновь речь идет о случае, когда азовские казаки грабили людей: «…окуп велел отдати, а рухлядь бы всю послов наших и гостей сыскав велел отдати, а тех бы лихих велел казнити, чтобы вперед наших послов, которых к тебе посылаем, да и гостей наших не имали, ни грабили, ни лиха бы им никоторого не чинили» [8, с. 384-385]. 

В грамоте кафинского султана Махмет-Шихзоды к московскому князю от 27 апреля 1502 года сообщается, что велено сыскать послов, купцов и награбленное, отдать русскому послу Александру Голохвастову, а «лихих велел казнити». Под «лихими» в данной ситуации подразумеваются все те же азовские казаки. В своем ответе от 29 апреля 1502 года Иван III предлагает кафинскому султану послать людей к Баязету, чтобы тот «тех лихих людей Азовцев … велел про то казнити». Если же лихие люди казнены не будут, а награбленное не будет возвращено, то «межи вас на обе стороны послом и гостем как ходити» [8, с. 402-403]. 

Продолжение ситуации следует в грамоте от 17 апреля 1503 года. Посол Алексей Заболотский сообщает московскому князю, что Баязет послал к кафинскому султану и крымскому хану людей с грамотами, в которых велел «всех лихих переимати… казнити, а иных… велел в тюрму пометати» [8, с. 471]. Уже 9 июля 1503 года Менгли-Гирей сообщает Ивану Васильевичу: «сын мой Бурнаш в Азове стоит, лихих казаков ищет». Особенно красноречива цитата крымского хана: «а кто лихо чинит, лихо добудет, лихому против Бог воздаст» [8, с. 475]. Однако в грамоте от 22 сентября 1503 Иван III через Ощерина вновь жалуется крымскому хану: «…твои люди наши земли воевали, тех бы еси про то велел показнити, чтобы вперед того лиха не чинили» [8, с. 488]. 

Отдельно хочется выделить следующий документ. «Лихие люди» оказались камнем преткновения в вопросе налаживания русско-ногайских отношений. В сентябре 1489 года сообщается о приезде ногайских послов Чюмгура, Адика и Тувача. Помимо желания заключить союз, послы просят освободить из плена бывшего казанского царя Алегама, смещенного в 1487 году, и попавших в руки Ивана III их жен, сестер и детей. В своем ответе, датированном ноябрем 1489, Иван III выдвигает требование: если ногайцы хотят мир, они должны поймать и казнить «лихих людей», а награбленное вернуть.

В данной ситуации «лихими» оказываются конкретные лица: «…недруга Алегамовы люди царевы, которые от нас бегают, Алказый, да Тевекел Сеит, да Касым Сеит, да Бегиш с сыном с Утешом и иные их товарыщи, и тех людей Ивак царь да и мырзы у себя дръжат, да от них ходячи колко лиха те люди чинят нашим землям». Упомянутое «лихо» описывается так: «землю Магметь Аминеву цареву и нашу воевали, грабили, да и головы в полон поимали». И хотя в своем ответе от 23 октября 1490 года ногайский мырза Ямгурчи передает, что «тех лихих людей» на его земле нет [8, с. 94], великий князь все равно требует их выдать и «лихих… казнити» (октябрь-ноябрь 1490). Здесь же мы узнаем, что ногайский посол Тувач «того полону привел к Махмет-Аминю царю только четырнадцать голов; а которой полон иман в нашей земле и иной грабеж, и они того ничего не отдали; а те лихие и ныне у них живут» [8, с. 96]. 

Традиционно в этих «Алегамовых людях» принято видеть знатных казанцев, сторонников бывшего казанского хана Алегама, представителей «восточной партии», которая противостояла «промосковской», хоть и не все исследователи согласны с подобной оценкой [1].

«Лихие люди» как обычные грабители тоже встречаются в русско-ногайской переписке. Так, в грамоте Ивана III от 3 октября 1504 года содержится ответ ногайскому мурзе Ямгурчею, который предложил союз. Московский князь согласен, однако для его заключения ногайские и астраханские люди должны перестать грабить окраины Московского государства: «…и вперед бы еси своим людем да и Азтороканцем заказал накрепко, чтобы нашим людем и нашим украинам лиха никакова не чинили» [8, с. 537]. 

Из дипломатической переписки становится понятно, что «лихими» изначально являлись грабители, чуть позже – источники конкретизируют под ними формирующееся казачество. Абсолютно всегда содержится указание казнить виновных в «лихом деле». Однако иногда «лихими» являются конкретные лица, и в грамотах называются их имена. Чтобы лучше разобраться в данном вопросе, считаю необходимым обратиться к внутренним источникам Московского государства.

Словосочетание «лихой человек» в правление Ивана III встречается в Судебнике 1497 года. Здесь понятие «лихой» связано с рядом преступлений: «А доведуть на кого татбу, или разбой, или душегубство, или ябедничество, или иное какое лихое дело, и будет ведомой лихой». Следующая, девятая, статья расширяет этот список: «А гоеударскому убойце и коромолнику, церковному татю, и головному, и подымщику, и зажигалнику, ведомому лихому человеку живота не дати, казнити его смертною казнью» [10, с. 347]. Зимин считал, что введение смертной казни против «лихих» являлось ответом на обострение классовой борьбы [6].

Ряд же современных исследователей права полагают, что целью введения понятия «лихой» было легитимизировать возможность выдвинуть обвинения против любого человека в государстве. Понятие «иное какое лихое дело» нигде не раскрывалось, вследствие чего появление этой статьи Судебника развязывало государству руки в предъявлении обвинений (и последующей за этим казни) любому человеку, которого бы это государство посчитало угрозой существующему строю [5], [9], [11], [12], [13]. Показательно, что спустя несколько месяцев после принятия Судебника будет казнен Владимир Гусев.

Это в целом коррелируется с полученной информацией из посольских книг. Доподлинно неизвестно, действительно ли разбойничали представители «казанской элиты» или Иван III решил просто таким образом выманить этих людей, используя по отношению к ним знакомую ему терминологию. Едва ли является обычным совпадением, что одно и то же понятие встречается как во внешних, так и во внутренних источниках одного периода, авторами которых является один человек.

Пограничные земли Москвы и Крыма, полоса так называемого «поля», ввиду размытости границ являлись предметом частых конфликтов. Разрушение административной структуры Золотой Орды привело к появлению особой категории людей, отказавшихся от своих прежних социальных связей и отдавших предпочтение, вынужденно или добровольно, самостоятельному существованию. Традиционно эту группу населения именовали «казаками» [7]. Впрочем, иногда сюда входили и люди высокого происхождения. Все эти люди получили собственное название с четко негативной коннотацией «лихие люди», которое, как во внутреннеполитических, так и во внешнеполитических источниках, использовалось для обозначения неугодных Москве людей в принципе. Установить связь этих понятий является предметом будущих исследований.

Литература:

1. Аксанов А.В. К вопросу о «партийном делении» политической элиты Казанского ханства // Золотоордынское обозрение. 2022. №2. C. 482-490 (дата обращения: 15.04.2023).
2. Базилевич К.В. Внешняя политика централизованного Русского государства. Вторая половина XV века. М.: 1952. 554 с.
3. Бережков М.Н. Древнейшая книга крымских посольских дел (1474-1505 гг.) // Известия Таврической ученной комиссии, 1894, Т. 21, с. 27-51.
4. Бережков М.Н. Русские пленники и невольники в Крыму // Труды VI археологического съезда в Одессе. Т. II. Одесса. 1888. С. 342-372.
5. Гончаров Д.Ю. Законодательство криминального цикла Московского государства // Вестник Московского университета МВД России. 2011. №7. С. 155-159 (дата обращения: 15.04.2023).
6. Зимин А.А. Россия на рубеже XV-XVI столетий: (Очерки социально-политической истории). М.: Мысль, 1982. 333 с.
7. Казачество в тюркском и славянском мирах: колл. монография / отв. ред. В.В. Грибовский, В.В. Трепавлов; Институт археологии им. А.Х. Халикова АН РТ. Казань, 2018. 804 с., 48 с. ил.
8. Карпов Г.Ф., Штендман Г.Ф. Памятники дипломатических сношений Московского государства с азиатскими народами: Крымом, Казанью, Ногайцами и Турцией (годы с 1474 по 1505). Т. 1. СПб.: 1884.
9. Княжев В.Ю. Изменение круга охраняемых отношений как показатель эволюции русской государственности в XI-XVII вв.// Вопросы российской юстиции. 2021. №11. 81-99 (дата обращения: 15.04.2023).
10. Памятники русского права. Вып. 3: Памятники права периода образования Русского централизованного государства XIV-XV вв. / под ред. Л.В. Черепнина. М.: Госюриздат, 1955. 527 с.
11. Петрянин А.В. Становление уголовной ответственности и регламентация наказания за преступления экстремистской направленности в России // Пенитенциарная наука. 2011. №16. C. 85-90 (дата обращения: 15.04.2023).
12. Размахов К.Е. Телесные наказания в Российском государстве допетровского периода // Труды Академии управления МВД России. 2018. №4(48). C. 184-189 (дата обращения: 15.04.2023).
13. Суханов М.С., Гаращенкова А.Н. Понятие государственного преступления и его видов в законодательных актах XV-XVII веков // Международный журнал гуманитарных и естественных наук. 2018. №5-1. 15-18 (дата обращения: 15.04.2023).
14. Хорошкевич А.Л. Русь и Крым: от союза к противостоянию. Конец XV – начало XVI в. М., 2001. 336 с.
15. Челнокова А.Ю. Шертные грамоты казанского чингисида Абдыл Летифа Великому князю всея Руси Василию Ивановичу // Проблемы реализации прав человека и гражданина в условиях современных социальных трансформаций. Материалы Международной научно-практической конференции, посвященной памяти профессора Ф.М. Рудинского. Под общей редакцией Д.А. Пашенцева, Н.М. Ладнушкиной. Саратов, 2022. С. 107-111.
16. The mutual effects of the Islamic and Judeo-Christian Worlds: The East European pattern (Studies on society in change) Hardcover / Ed. A. Ascher, J. Halasi-Kun, B.K. Kiraly. Brooklin, 1979. 230 c.

«Evil people» in the monuments of diplomatic relations of the Moscow State with the Nogai Horde and the Crimean Khanate during the reign Ivan III

Gafurov E.S.,
bachelor of 3 course Moscow City University, Moscow

Research supervisor:
Chelnokova Alla Yurievna,
Associate Professor of the Department of Russian History of the Institute of Humanities of the Moscow City University, Candidate of Historical Sciences, Associate Professor

Annotation. The purpose of this article is to find references to the category of «evil people» in the embassy books on relations with the Crimea and the Nogai Horde for the 1474-1505 and 1489-1508 years, to systematize the data and identify links with the "evil people" other sources of the reign of Ivan III Vasilyevich.
Keywords: Evil People, Moscow State, Crimean Khanate, Nogay Horde, Kazan Khanate, Golden Horde, diplomacy, embassy books.

Literature:

1. Aksanov A.V. To the question of the «party division» of the political elite of the Kazan Khanate // Golden Horde Review. 2022. №2. Page: 482-490 (date of the address: 15.04.2023).
2. Bazilevich K.V. Foreign policy of the centralized Russian state. Second half of the XV century. Moscow: 1952. 554 pages.
3. Berezhkov M.N. The oldest book of the Crimean embassy affairs (1474-1505) // Izvestia of the Taurida Academic Commission, 1894, Vol. 21, Page: 27-51.
4. Berezhkov M.N. Russian captives and slaves in the Crimea // Proceedings of the VI Archaeological Congress in Odessa. T. II. Odessa. 1888. Page: 342-372.
5. Goncharov D.Y. Legislation of the criminal cycle of the Moscow State // Bulletin of the Moscow University of the Ministry of Internal Affairs of Russia. 2011. №7. Page: 155-159 (date of the address: 15.04.2023).
6. Zimin A.A. Russia at the Turn of the 15th-16th Centuries: (Essays on Socio-Political History). Moscow: Thought, 1982. 333
7. Cossacks in the Turkic and Slavic worlds: call. monograph / otv. ed. V.V. Gribovsky, V. V. Trepavlov; Institute of Archeology. A. Kh. Khalikova AS RT. Kazan, 2018. 804 pages, 48 pages ill.
8. Karpov G.F., Shtendman G.F. Monuments of diplomatic relations of the Moscow state with the Asian peoples: Crimea, Kazan, Nogais and Turkey (years from 1474 to 1505). T. 1. St. Petersburg, 1884.
9. Knyazhev V.Y. Changing the circle of protected relations as an indicator of the evolution of Russian statehood in the 11th-18th centuries // Questions of Russian justice. 2021. №11. Page: 81-99 (date of the address: 15.04.2023).
10. Monuments of Russian law. Issue. 3: Monuments of law of the period of formation of the Russian centralized state of the XIV-XV centuries. / ed. L.V. Tcherepnina. - Moscow: Gosjurizdat, 1955. 527 pages.
11. Petrianin A.V. Formation of criminal liability and regulation of punishment for extremist crimes in Russia // Penitentiary science. 2011. №16. Page: 85-90 (date of the address: 15.04.2023).
12. Razmakhov K.E. Corporal punishment in the Russian state of the pre-Petrine period // Proceedings of the Academy of Management of the Ministry of Internal Affairs of Russia. 2018. №4(48). Page: 184-189 (date of the address: 15.04.2023).
13. Sukhanov M.S., Garashchenkova A.N. The concept of state crime and its types in the legislative acts of the XV-XVII centuries // International Journal of the Humanities and Natural Sciences. 2018. №5-1. Pdge: 15-18 (date of the address: 15.04.2023).
14. Khoroshkevich A.L. Rus and Crimea: from alliance to confrontation. The end of the XV – the beginning of the XVI century. Moscow: 2001. 336 pages.
15. Chelnokova A.Y. Letters of the Kazan Genghisid Abdyl Letif to the Grand Duke of All Rus' Vasily Ivanovich // Problems of the realization of human and civil rights in the conditions of modern social transformations. Proceedings of the International Scientific and Practical Conference dedicated to the memory of Professor F.M. Rudinsky. Under the general editorship of D.A. Pashentseva, N.M. Ladnushkina. Saratov, 2022, Pdge: 107-111.
16. The mutual effects of the Islamic and Judeo-Christian Worlds: The East European pattern (Studies on society in change) Hardcover / Ed. A. Ascher, J. Halasi-Kun, B.K. Kiraly. Brooklin, 1979. 230 pages.