Аннотация. В статье анализируется образ восточного базара на примере повести «Я расстрелял предателя» писателя и переводчика Эмиля Амита, литературное наследие которого построено вокруг табуированной в советское время темы выселения крымских татар из Крыма.
Ключевые слова: Эмиль Амит, Крым, крымские татары, Средняя Азия, восточный базар.
В русской прозе советского периода сложилась ситуация, когда целый ряд писателей стал достоянием как минимум двух культур. В этом ряду прозаик и переводчик Эмиль Амит (1938-2002), чьи произведения лежат в плоскости крымскотатарского и русского языков, а творчество создается на перекрестке западной и восточной культур.
В 1978 году выходит его повесть «Буюк арзунен», что в переводе – «С большой мечтой». Довольно невыразительное название, особенно в сравнении с ярким, экспрессивным названием в авторской редакции на русском языке – повесть «Я расстрелял предателя», которая была представлена в сборнике «Олений родник» (1982). Последняя версия названия, на мой взгляд, ближе как Эмилю Амиту, свободно разбирающемуся с литературным материалом на русском языке, так и внутреннему содержанию повести.
«Я расстрелял предателя» – одно из немногих произведений Амита, написанное от первого лица. По мнению Г. Гариповой, «повествование от первого лица определяет не только «поток сознания» или психологический самоанализ, но и жанрообразующее качество произведения, динамику и диалектику фабульно-сюжетного развития. Поскольку на первый план выдвигается жизненный духовный опыт, а не конкретные события, акцентируется не действие-поступок героя, а лишь его отражение во внутреннем пространстве сознания» [2, с. 327].
Произведения советской литературы 1970-1980-х годов в той или иной мере строились вокруг темы Великой Отечественной войны. Повесть «Я расстрелял предателя» в этом отношении не исключение. Семья Аблякимовых, потерявшая, как они думали, в войну отца, вынуждена бороться за выживание в Узбекистане, куда мать и сын попали в период «эвакуации».
Слово «эвакуация» берется в кавычки. Разбирающийся в истории сталинских репрессий читатель понимает, что в повести речь идет о насильственном выселении. Эмиль Амит, избегая открытых заявлений, пишет об одной из многих тысяч крымскотатарских семей, поголовно обвиненных в предательстве родины и высланных в 1944 году из Крыма в Среднюю Азию, на Урал и в Республику Марий Эл.
По сюжету повести мать из последних сил поднимает единственного сына, мечтает, чтобы тот окончил десятилетку. В школе сын считается сорванцом, его дважды намеревались исключить. Дважды обходилось. Среди его достоинств – умение метко стрелять, он выбран капитаном команды стрелков, которая готовится к очередным соревнованиям. На одной из тренировок выяснится, что мальчик заменил стандартную мишень фотографией человека. Сподвигла на это жажда мести. По словам мальчика, на фотографии – предатель, который во время оккупации Крыма выдал немцам его отца-партизана.
В некотором смысле перед читателем закрепление тех маркеров, которыми отличалась проза Эмиля Амита предыдущих лет: мужество простых людей, подробности войны в тылу, так называемая эвакуация, вера (вынужденная) в советскую власть (рассказы «Портрет на скале», «Возмужание», повесть «Встреча»).
Редкое для писателя экспрессивное название «Я расстрелял предателя» вызывает у читателя ожидание острых ощущений и неожиданных поворотов сюжета. Эмиль Амит оправдывает эти ожидания. Как только преодолевается набор клише, необходимый для публикации в советское время, повествование оборачивается отображением захватывающей истории кодекса настоящего мужчины, пусть и очень юного. Вся повесть есть ответ на извечный вопрос «кто я?» Вокруг этого основного мотива образуется сложное переплетение частных мотивов (тема мести, тема выживания на чужбине, тема ответственности отцов и детей), объединяющее художественную реальность сюжета в его развитии.
Главного героя повести «Я расстрелял предателя» зовут Сервер, но имя главного героя читатель узнает только во второй части повести, до определенного момента окружающие обращаются к нему только по фамилии. Мальчик живет почти без денег. Его давнишнее желание – заиметь штапельные брюки. Мама делает сыну подарок и дает деньги на покупку. Так герой оказывается на базаре, потому что «в магазине таких брюк было еще не достать, и большинство ребят покупали их на толкучке у предприимчивых торгашей» [1, с. 98]. Именно на базаре – традиционном локусе восточного быта, с его жестокими реалиями и нормами жизни – по-настоящему раскрывается характер главного героя повести «Я расстрелял предателя» – Сервера Аблякимова.
«Народу на базаре было больше, чем пчел в ущелье. Над бурлящей, колышущейся толпой витал монотонный гул голосов: одни, торгуясь, спорили, другие громко расхваливали свой товар, третьи ссорились невесть из-за чего, раскрасневшись, как петухи» [1, с. 98].
Слово «базар» в разных культурах имеет разные коннотации. По мнению исследователей, «в повседневном словесном дискурсе европейской части России (кроме юга) слово «базар» носит явно негативную окраску; то нейтральное значение, которое слово имеет на Востоке, в России предпочитают заменять словом «рынок», а слово «базар» наделяют семантикой «второго смысла»: беспорядка, «нецивилизованной» торговли, бандитских разборок…» [4, с. 79].
Вот пример из художественной литературы – из книги «Москва и москвичи», в которой В. Гиляровский место торговли описывает как «толкучку» и «развал»: «Какие два образных слова: народ толчется целый день в одном месте, и так попавшего в те места натолкают, что потом всякое место болит! Или развал: развалят нескончаемыми рядами на рогожах немудрый товар и торгуют кто чем: кто рваной обувью, кто старым железом; кто ключи к замкам подбирает и тут же подпиливает, если ключ не подходит. А карманники по всей площади со своими тырщиками снуют: окружат, затырят, вытащат. Кричи «караул» – никто и не послушает, разве что за карман схватится, а он, гляди, уже пустой, и сам поет: «Караул! Ограбили!» И карманники шайками ходят, и кукольники с подкидчиками шайками ходят, и сменщики шайками, и барышники шайками» [3, с. 57].
В Азии (советской и нынешней) понятие «базар», конечно, более широкое. Это одновременно открытое пространство и скрытый от постороннего мир со своими правилами поведения и суевериями. Базар – это место торговли в первую очередь, но это также место, где с самых разных сторон представлены различные отношения между людьми. Здесь обмениваются последними новостями, сплетничают, сводят счеты, выговаривают боль, отдыхают.
Что объединяет понятия «базар», «рынок», «толкучка» – так это опасная вероятность стать там жертвой аферистов, как это случилось с героем повести «Я расстрелял предателя».
Получив от мамы деньги на покупку штанов, мальчик бродит среди торгашей и разложенных товаров. Интересует многое, но купить он почти ничего не может. Его внимание привлекают восторженные вопли. Протиснувшись сквозь шумную толпу, он замечает пожилого мужчину, сидящего, скрестив по-тюркски ноги. Мальчика не удивляет лисий меховой телпак (мужская шапка у народов Средней Азии), надетый в летнюю жару, мало удивляет шрам, похожий на рубец, оставленный саблей. Его поражает ворох купюр, лежащий перед мужчиной, руки которого «мелькали, перебрасывая на кошме три игральные карты. Три туза. Два черной масти и один красной. Время от времени он показывал лицевую сторону карт собравшимся зевакам – дескать, глядите, никакого обмана! – и отрывисто выкрикивал:
«Красное – ваше, черное – наше! Кто угадает – тот забирает! Кто ошибается, пусть не обижается! Смелый подходи, робкий отходи!..» [1, с. 100].
Сервер поддается соблазну и тут же проигрывает. Он понимает, что его провели, но еще надеется отыграться. Будто бы ему это удается, но мужчина в телпаке вместе с подельниками снова его обманывают. В этот момент «сам не знаю, как это случилось, – я вдруг метнулся вперед и, вцепившись в ненавистную волосатую руку, выхватил деньги» [1, с. 102]. Завязалась драка, кто-то ударил мальчика, но он умудрился вырваться из толпы. За ним началась погоня. Ему показалось, что он оторвался от преследователей, но «кто-то, подкравшись сзади, сцапал меня за локти, завел руки назад» [1, с. 102]. Когда пришел милиционер, все подельники мужчины в телпаке были около Сервера и наперебой подтверждали, что мальчишка украл у них деньги. «В милиции меня продержали до вечера. Отпустили, когда я признал свою вину и пообещал исправиться» [1, с. 104].
Во второй раз Сервер приехал на базар с мамой, он уговорил ее купить телогрейку. В этой ситуации Эмиль Амит добавляет характерный штрих к образу восточного базара: «Все это время деньги, завернутые в платочек, мама держала в руках, опасаясь карманных воров, которых здесь было больше, чем мух на помойках» [1, с. 150].
Телогрейка была приобретена, но по дороге домой на мать с сыном напали и отняли купленное. Сервер замечает: «во мне поднялась отчаянная злость. Я нисколько не страшился этих мерзавцев. Я их ненавидел» [1, с. 152]. Сервер бросился на грабителей. Мать пыталась его удержать, но «во мне проснулся тот, второй, мой близнец, с которым мне ничего не было страшно. Я догнал обидчика, схватил телогрейку и рванул к себе. У пожилого налились кровью глаза, и он ударил меня по голове. Я упал. Но тут же вскочил и опять вцепился в телогрейку. Молодой, с перекошенным и бледным от злобы лицом, пнул меня в живот» [1, с. 152-153]. Сервер потерял сознание, а когда открыл глаза, то «увидел плачущую маму. И вновь со всей остротой осознал все, что произошло. <…> Я медленно поднялся. Бандиты убегали. Двое здоровенных мужиков убегали от меня. Я бросился вдогонку. Спотыкался, падал и вновь бежал» [1, с. 153].
Главный герой повести «Я расстрелял предателя» сильно отличается от старшего поколения, отношения с которым остаются за пределами обозначенной в названии статьи темы. Сервер принадлежит поколению иной формации. В то время, когда старшие смирялись перед силой обстоятельств, Сервер Аблякимов был готов отстаивать свое, пусть даже ценой побоев.
Образ восточного базара представлен в мировой литературе с позиций этнографа, социолога, с позиций составителя путеводителя по экзотическим лабиринтам Востока. Сакральность базара, его регламентированная организация нашли отражение, например, в повести «Завсегдатай» Тимура Пулатова.
В крымскотатарской литературе постдепортационного периода образ базара чаще всего носит негативный оттенок. Это место, где разница между сытым и голодным, богатым и нищим слишком явно бросается в глаза («Отнятая Родина» Таира Халилова).
Эмиль Амит использует образ «восточного базара» как порог, отделяющий детство и взрослую жизнь. Здесь его герой принимает взрослые решения и несет за них ответственность как самостоятельная личность, умеющая сопротивляться, восставать против унижений и несправедливости.
Проблемы прозы Эмиля Амита опираются на иноэтнокультурный контекст, но, по сути, они общечеловечны, что объединяет читателей разных национальностей, и это делает творчество крымскотатарского писателя, пишущего в том числе на русском языке, интересным по сей день.
The image of the Oriental bazaar in Emil Amit's novella «I shot a traitor»
Keshfidinov Sh.R.,
undergraduate of the Moscow City University, Moscow
Research supervisor:
Shafranskaya Eleonora Fedorovna,
Professor of the Department of the Russian Literature of the Institute of Humanities of the Moscow City University, Doctor of Philological Sciences, Docent
Annotation. The article analyzes the image of the oriental bazaar on the example of the novel «I shot a traitor» by writer and translator Emil Amit, whose literary heritage is built around the taboo topic of the eviction of Crimean Tatars from Crimea in Soviet times.
Keywords: Emil Amit, Crimea, Crimean Tatars, Central Asia, Oriental bazaar.
- Амит Э.О. Олений родник. М.: Сов. писатель, 1982. 368 с.
- Гарипова Г.Т. Принципы миромоделирования в русской прозе ХХ века (неклассическая парадигма художественности): дис. … д-ра филол. наук. Владимир, 2021. 612 с.
- Гиляровский В.А. Москва и москвичи. М.: Правда, 1979. 413 с.
- Шафранская Э.Ф. Мифопоэтика прозы Тимура Пулатова: Национальные образы мира. М.: Едиториал УРСС, 2005. 157 с.
- Amit E.O. Deer spring. Moscow: Soviet writer, 1982. 368 pages.
- Garipova G.T. Principles of world modeling in Russian prose of the twentieth century (non-classical paradigm of artistry): dissertation on Doctor of Philology. Vladimir, 2021. 612 pages.
- Gilyarovsky V.A. Moscow and Muscovites. Moscow: Pravda, 1979. 413 pages.
- Shafranskaya E.F. Mythopoetics of Timur Pulatov's prose: National images of the world. Moscow: Editorial URSS, 2005. 157 pages.