Аннотация. В статье рассматривается мифология священной рощи, ее связь с усадьбами как мемориальным локусами и литературными топосами. Рассматривается особое значение усадьбы как мемориального локуса в русской литературе и культуре, в особенности роль Ясной Поляны в жизни Л.Н. Толстого и отражение Ясной Поляны как сакрального локуса в произведениях писателя.
Ключевые слова: Л.Н. Толстой, мифология священной рощи, усадебный миф, яснополянский миф, мотив дерева.
Этимологически «роща» восходит к общеславянскому orstj (произросшее, произрастание). По В. Далю, ««роща» – это заповедный лес, заказник, ращеный или береженый лес; чисто содержимый лесок, парк; вообще небольшой, близкий к жилью лиственный (нехвойный) лесок» [1, с. 77]. Рощи считались особо священным местом у многих древних народов. Там отправлялись культовые обряды, рощи зачастую были теменосами, предшественниками храмов. В священных рощах обитали боги и дриады, рощи посвящались героям. Священные рощи, как и храмы, служили первыми местами убежищ. Кедровая роща в вавилонском мифе о Гильгамеше – жилище богов и святилище богини Иштар. Роща Ходдмимир в скандинавской мифологии – место спасения двух последних людей на земле, Лив и Ливтрасира, после Рагнарёка. Священная дубрава Мамре – место теофании в Ветхом Завете.
Таким образом, роща – ухоженное пространство, часто охраняемый и даже сакральный локус, в отличие от леса, который может быть страшным, диким, населенным иномирными существами; порой воспринимается как лиминальный локус, т. е. отделяющий пространство жизни от загробного мира и т.д. Роща тоже может быть запретной, заповедной, но это пространство конвенциональное, в отличие от леса, полного всяких неожиданностей, требующего решения трудных задач, «наоборотных» действий и т.д.
Мемориальных локусов, усадеб с их мемориальными парками, рощами, отдельными деревьями, остается всё меньше. Таковой редкостью является, например, Ясная Поляна, а также усадьба Л.Н. Толстого в Москве, дом-музей «Хамовники». Слобода Хамовники (в районе нынешнего метро «Парк культуры») называлась так по основному занятию жителей: хамовник – «ткач, полотнянщик, скатертник» [1, с. 542]. Известно, что Толстой решил приобрести именно этот дом в Хамовниках из-за того, что к дому прилегал почти целый гектар земли с прекрасным садом, цветником, кустами роз, деревьями – всем тем, что напоминало Ясную Поляну. Когда он приехал вместе с дочерью Татьяной Львовной осматривать дом и участок перед покупкой, был уже поздний вечер, и хозяин расстроился, что гости ничего не увидят в темноте. Но Толстой сказал, что дом его не интересует, а сад прекрасен и ночью.
Слово «усадьба» происходит от слова «усад» (надел земли, подаренный владетельной особой своему приближенному). Землей наделяли тех, кого хотели удержать, «усадить» в окрестностях. «Усад», по Далю, – «отвод, место под крестьянский двор» [1, с. 510].
Как место паломничества еще при жизни хозяина прославились не многие усадьбы. В этом ряду можно назвать, например, Ферней, как бы парящий над Францией и Швейцарией одновременно (интересно, что одно из поместий Вольтера носило название «Отрадное», как имение Ростовых в «Войне и мире» Толстого). Из античности дошло до нас понятие «Сад Эпикура» – усадьба-коммуна, где философы трудились на грядках, переписывали труды мудрецов, вели философские беседы и слушали своего учителя.
В качестве литературного топоса, выросшего до масштабов всероссийского символа, можно назвать Киндяковскую усадьбу (ныне известную как Винновская роща в Ульяновске), где задуман и частично написан роман И.А. Гончарова «Обрыв». Там, по преданию, сохранился и мемориальный четырехсотлетний дуб. Другой роман Гончарова овеян поэзией священной рощи, где Норма, несчастная жрица богини, называемой Casta Diva, должна срезать со священного дуба священную ветвь омелы. «Норма», произведение Беллини, арию из которого так прекрасно исполняет Ольга Ильинская, – это опера о священной роще и смысловое ядро гончаровского романа. С именем другого уроженца Симбирской губернии, Н.М. Карамзина, связаны мемориальные дубы в Остафьеве, выросшие из присланных дочерью Карамзина желудей, взятых от дубов, растущих близ могилы Дж. Вашингтона.
Усадьба как литературный топос обусловила появление т.н. усадебной повести, усадебного романа. Появились термины «усадебный миф», «усадебный метатекст». Но мы сосредоточимся на мифологии священной рощи и некоторой общности яснополянской флоры и яснополянского локуса именно с этой мифологемой.
Поселения-усадьбы знаменитых писателей, философов, от сада Эпикура до Фернея, приобретали славу и окружались легендами именно потому, что становились локусами, связанными с великими мудрецами. Даже Винновская роща в Ульяновске, при всех ее загадочных склепах, привидениях и масонских ротондах, затерялась бы в истории, если бы там не гостил И.А. Гончаров, работая над «Обрывом», романом, в котором он эту рощу и увековечил. Чем же отличается Ясная Поляна? Тем, что у нее была героическая история и героическая философия еще тогда, когда она не знала, что станет «колыбелью и могилой» Льва Толстого!
Задолго до того, как Ясная Поляна стала принадлежать прадеду Толстого, генерал-майору князю Сергею Федоровичу Волконскому, Ясная Поляна была засекой (упоминается в таком качестве в документах 1638 г.) – важным укреплением в черте сплошной оборонительной линии для предотвращения набегов на Московское государство южных кочевников. В XVI в. эта линия укреплений тянулась на 500 верст по южной границе и представляла собой сочетание естественных препятствий для кочевников, т.е. конных и пеших воинов, и обозов, с искусственными. Это были реки, болота, овраги, укрепленные заграждениями в виде лесных засек. Там, где других естественных препятствий не было, ширина засек могла достигать 2–3 верст, а засечных лесов в целом – до 30 верст (60 км). Леса, где устраивались засеки, были заповедными. Они имели строго определенные межевые границы и охранялись. Здесь было запрещено не только рубить деревья, охотиться, но даже и просто заходить. Проходы через засеки строго охранялись воеводами со специальными отрядами. Позднее, когда значение засек как оборонительных линий стало утрачиваться, владения воевод превратились в поместья. Ближайшая к Ясной Поляне железнодорожная станция, куда Толстые ездили за почтой, называлась Козловой Засекой, как считалось, по имени воеводы Данилы Козлова.
Для устройства такого оборонительного сооружения, как засека, надо было рубить деревья так, чтобы не отделять их от корней целиком и чтобы верхушками деревья падали в сторону предполагаемого противника. Для конницы, да и для пеших воинов такой «бурелом» был непроходимым препятствием. Деревья, принимая мученическую смерть, не пропускали врага, не сражались, но не сходили с места, заслоняя собой родную землю. Засечные леса вполне можно причислить к мифологеме т.н. «распятого спасителя», чаще всего связанной с деревом. Кроме Христа, на дереве принимает смерть Кришна, под деревом – Будда; исторически или аллегорически связаны с распятием или смертью на дереве, в объятиях дерева Адонис, Аттис, Гор, Индра, Кецалькоатль и даже Пифагор.
Вместе с Ясной Поляной Толстой получает в наследство пиетет к деревьям. Он заботится о садах и новых лесных посадках у себя в усадьбе, продолжая дело своей матери, лично работавшей в саду и составившей грандиозный каталог флоры Ясной Поляны на нескольких языках. Дед, отец и мать Толстого придавали большое значение садовому и парковому искусству, заботились об оранжерее и разведении редких пород растений не только потому, что такова была мода в богатых усадьбах того времени, не только потому, что парки и сады мыслились представителями райского локуса на земле. Высаживание деревьев и забота о лесах и рощах были своеобразной религией и философией Ясной Поляны. Яснополянский яблоневый сад был, по свидетельству современников, вторым по величине во всей Европе. Яснополянский дубовый лес Чепыж был символом силы и бессмертия. Аллея тополей была посажена родителями Толстого в память о Ж.-Ж. Руссо, любившем эти деревья. Оранжерея, построенная дедом Толстого, Николаем Сергеевичем Волконским, была местом вдохновения, Толстой работал в ней над своими произведениями, и для него большим горем был пожар оранжереи. Толстой имел в планах восстановить оранжерею, о чем шестого июня 1857 г. в дневнике сделал запись: «Починить ранжерею…» [6, с. 177]. Особо трепетное отношение к Ясной Поляне как к месту духовной силы проявилось еще у молодого Толстого. При разделе наследства родителей между братьями и сестрой он особо просит их «оставить за ним Ясную», невзирая на то, что она являлась самой невыгодной частью наследства. Ясная Поляна становится прототипом родового поместья Болконских в «Войне и Мире» и Левина в «Анне Карениной». Князь Андрей, переживший при ранении на поле Аустерлица в высокой синеве небес духовное откровение, связывает его с переживанием будущей жизни, жизни именно в Лысых горах как в сакральном локусе.
Рощи, сады и парки Ясной Поляны имели разнообразные имена: «Клины», «Чепыж», «Заказ», «Нижний сад», «Красный сад», «Старый сад», «Сад в Клинах», «Сад за домом Волконского», «Сад у пруда», «Молодой сад» [3, с. 119-131].
Всем памятен образ дуба в «Войне и мире», напомним также о «ясенке» в рассказе «Три смерти», о черемухе в рассказах «Черемуха» и «Как ходят деревья», о тополе в рассказе «Старый тополь», о дереве, приснившемся герою рассказа «Божеское и человеческое» перед смертью. «Ясенка» из «Трех смертей» была любимой литературной героиней А.А. Фета, судя по его ответам на анкету Татьяны Львовны, дочери Толстого. И зеленая палочка, будучи растительного происхождения, согласно яснополянскому мифу, закопана в лесу на краю оврага.
Мотив дерева почти всегда связан в творчестве Толстого с самопожертвованием и подвигом, а его персонажи – «садовники» морально превосходят персонажей – «охотников» [4, с. 108-118].
Ясная Поляна подсказала Толстому учение о непротивлении злу насилием и утвердила в нем его нравственную философию. Тайная жизнь и высокая нравственность деревьев – пример настоящей жизни для героев Толстого. Подобно погибшим, но не пропустившим врага засечным деревьям, совершают свой подвиг князь Андрей и его полк, стоявшие в резервах на поле Бородина, не сделавшие ни единого выстрела, но и не сдвинувшиеся с места, в результате чего и была наложена на Наполеона «рука сильнейшего духом противника». Не мистическая, а нравственная сила священных рощ Ясной Поляны во многом сформировала толстовское понимание человека как «младшего партнера Бога» [2, с. 180]. «Без своей Ясной Поляны я трудно могу себе представить Россию и мое отношение к ней. Без Ясной Поляны я, может быть, яснее увижу общие законы, необходимые для моего отечества, но я не буду до пристрастия любить его» [5, с. 262], – писал Толстой.
Yasnaya Polyana and the mythology of the sacred grove
Bulgakova S.V.
undergraduate of 2 course of the Moscow City University, Moscow
Research supervisor:
Poltavets Elena Yurevna,
Associate Professor of the Department of the Russian Literature of the Institute of Humanities of the Moscow City University, PhD (Philology), Docent.
Annotation. The article deals with the mythology of the sacred grove, its connection with manors as memorial loci and literary topos. The article considers the special significance of the estate as a memorial locus in Russian literature and culture, especially the role of Yasnaya Polyana in the life of Leo Tolstoy and the reflection of Yasnaya Polyana as a sacred locus in the works of the writer.
Keywords: Leo Tolstoy, the mythology of the sacred grove, manor’s myth, Yasnaya Polyana’s myth, the motif of a tree.
- Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. Т. 4. М.: Издание книгопродавца-типографа М.О. Вольфа, 1882. 683 с.
- Мардов И.Б. Л.Н. Толстой о лично-духовной и общедуховной жизни. // Лев Толстой: литература и философия. М.; СПб.: Центр гуманитарных инициатив, 2020. С. 179-187.
- Полосина А.Н. Садово-парковое искусство в жизни и творчестве Л.Н. Толстого. // Семантика сада и леса в русской литературе и фольклоре. М.: МГПУ, 2017. С. 119-131.
- Полтавец Е.Ю. Вегетативный код и мотив самопознания в произведениях Л.Н. Толстого. // Семантика сада и леса в русской литературе и фольклоре. М.: МГПУ, 2017. С. 108-118.
- Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений: в 90 т. Т. 5. М.; Л.: ГИХЛ, 1935. 374 с.
- Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений: в 90 т. Т. 47. М.; Л.: ГИХЛ, 1937. 615 с.
- Dal V.I. Explanatory Dictionary of the living Great Russian language: in 4 vols. V. 4. Moscow: Publication of a bookseller-typographer M.O. Wolf., 1882. 683 pages.
- Mardov I.B. L.N. Tolstoy about personal-spiritual and general spiritual life. // Leo Tolstoy: literature and philosophy. Moscow; S.-Peterburg: Centre of humanitarian initiatives, 2020. Page: 179-187.
- Polosina А.N. Landscaping and gardening arts in life and works of L.N. Tolstoy. // Semantics of garden and forest in Russian literature and folklore. Moscow: MCU, 2017. Page: 119-131.
- Poltavets E.YU. The vegetative code and the motive of self-knowledge in works of L.N. Tolstoy. // Semantics of garden and forest in Russian literature and folklore. Moscow: MCU, 2017. Page: 108-118.
- Tolstoy L.N. Full collection of works: in 90 vols. V. 5. Moscow; Leningrad: Fiction Literature State Publishing, 1935. 374 pages.
- Tolstoy L.N. Full collection of works: in 90 vols. V. 47. Moscow; Leningrad: Fiction Literature State Publishing, 1937. 615 pages.