Аннотация. Проведен анализ особенностей вербализации концепта «страх» в романе «Отцы и дети» и место этого концепта в реализации идеи И.С. Тургенева. Такие виды страха, как страх ошибки, страх потери близкого, страх «Другого Я», страх вторжения чужого, играют важную роль в создании конфликта «старого» и «нового» в романе. Выявлены особенности семантики определенных лексем, например, «сердце», «холод», в создании чувства страха у героев.
Ключевые слова: концепт, страх, творчество И.С. Тургенева, русский роман.
Психолог и невролог З. Фрейд пишет: «проблема страха – узловой пункт, в котором сходятся самые различные и самые важные вопросы, тайна, решение которой должно пролить свет на всю нашу душевную жизнь» [7, с. 394]. В. Кеннон утверждает: «Страх, ярость, боль и муки голода представляют собой элементарные чувства, которые одинаково свойственны как человеку, так и другим животным. Эти чувства с полным правом относятся к наиболее могучим факторам, определяющим поведение человека и животных» [2, с. 210]. И.П. Павлов – исследователь нервной деятельности человека – отмечает: «Мы отлично знаем, до какой степени душевная психическая жизнь пестро складывается из сознательного и бессознательного» [4, с. 105]. Главная опасность чувства страха – это его бессознательная природа. Страх сильнее волеизъявления, его механизмы и причины появления находятся глубоко в бессознательном каждого человека. «Реальный» [7, с. 393] страх, т.е. страх рациональный – реакция на опасность, выполняет защитную функцию, т.е. образует инстинкт самосохранения. З. Фрейд разделяет реальный и невротический страх. Страх ошибки, страх ожидания, фобии ученый обозначает термином «невротический страх», однако не всегда между реальным и невротическим страхом можно провести четкую границу, так как черты и невротического, и реального страха присущи каждому человеку с рождения, и в зависимости от обстоятельств развиваются вместе с ним.
Феномен страха – это один из главных «механизмов культуры» [4, с. 9], так М.Ю. Лотман в работе «О семиотике страха в русской культуре» пишет о том, что страх испытывал и человек средневековой Руси, и человек имперской Руси. Страх этот различный, и именно эта деформация страха образует культурный перелом. Да, страх разный, но общее – это то, что он «держит» психику человека, является «пусковым раздражителем» [1, с. 98] для определенного типа поведения, для тех или иных поступков и идей человека и общества. Поэтому можно говорить, что страх – это один из концептов, который составляет часть жизни общества и важен для рассмотрения сегодня. М.Ю. Лотман замечает: «<…> почти все эти конкретные страхи тем или иным образом включаются в общий контекст культурного развития и получают специфическую «огласовку», определяющуюся особенностями семиозиса страха именно в русской культуре» [4, с. 19]. Эмоциональный концепт «страх» – ядерный компонент картины миры, ведь преодоление страха – есть утверждение «я» в жизни, т.е. сама жизнь. Концепт – принадлежность сознания человека, глобальная единица мыслительной деятельности [5, с. 14]. Концепт в психолингвистике, следуя логике В.И. Шаховского, представляется «камерой хранения эмоциональной памяти народа о ценности культуры» [8, с. 10, 12].
Особенно ярко концептосфера той или иной ментальности всегда выражается в художественной литературе. Рассмотрение концептов в художественном произведении подразумевает постановку особенной цели: выявление важных для определенной культуры единиц, т.е. тех концептов, которые организуют жизнь общества, влияют на его движение и поведение. Поэтому в качестве объекта исследования выступает роман И.С. Тургенева «Отцы и дети», в котором изображены характеры в период культурного перелома, ключевого для русской ментальности.
В качестве гипотезы вынесем положение: концепт «страх» дополняет образ каждого персонажа, а также играет ключевую роль в образах главных героев.
Страх в «Отцах и детях» возникает в связи с каждым персонажем. Во-первых, страх организует образ Одинцовой. В романе у героини возникает страх всегда только при встрече с Базаровым, так же и у него. Ее нормальное привычное ощущение себя нарушается, когда появляется Базаров. Ей трудно объяснить себе это «новое». И поэтому постоянно возникает страх. Рассмотрим эти состояния и признаки.
Маркировка страха через его проявление выражается – имплицитно, и лексически маркировано – эксплицитно.
Страх выражается прямо лексически: «Я боюсь этого человека», «Я вас боюсь».
Страх рождает глубокое внутреннее потрясение: «тайное волнение» (при разговоре вечером), «стеснение страха» при последнем визите Базарова в Никольское.
Изменение внешнего состояния (цвета лица, состояния дыхания): «побледнела» (услышав об отъезде Базарова), «боязливо дыша» (входит к умирающему Базарову).
Метафорическое словосочетание с лексемой «сердце»: сердце кольнуло.
Также реализуется «страх» в лексеме «холод»: «Испугалась холодным и томительным испугом», – через плеоназм состояние доводится до абсолютного предела.
Максимально широкий потенциал лексемы «страх» реализован в сцене прощания с Базаровым, Одинцова заходит в комнату к умирающему «боязливо дыша», она «испугалась холодным и томительным испугом». Анну Сергеевну Одинцову при каждой встрече с Базаровым охватывает ужас, страх, реже волнение, боязнь. Она боится живого проявления чувств. Во время первых встреч она сама управляет состоянием, ведь оно передается предложениями: «Я вас боюсь». Но чаще страх управляет ей, что передается метафорически: «стеснение страха», а также имплицитно через состояние: изменение цвета лица и дыхания, а также через метафору с лексемой «сердце»: «сердце кольнуло». И так как сама она пытается не показывать этого и не принимает новое чувство, то страх возводится в активную позицию и управляет ей.
Так и у Базарова после первого разговора с Одинцовой возникает «тревога (небывалая прежде)», а уже по прибытии к родителям новое «чувство мучило и бесило» его. Такое состояние замечается у героя только дважды, т.е. страх возникает у Базарова только в связи с образом Одинцовой, ни в спорах с Павлом Петровичем, ни при встрече с неприятным Ситниковым у него не возникает внутреннего конфликта. Именно его общение с Одинцовой позволяет понять, что все-таки без сердечного проявления невозможна жизнь. В связи с образами Одинцовой и Базарова концепт «страх» выполняет охранительную функцию: защищает привычное внутреннее состояние от «другого», «нового». Это страх саморазрушения, так как и Одинцова, и Базаров понимают себя как сформировавшиеся личности, для которых что-то новое, противоречащее привычному самоощущению – это опасность. Страх возникает как огромная трудность восприятия себя, внутренняя противоречивость или невозможность преодоление самого себя, т.е. страх перед «Другим Я».
Выявление места концепта «страх» в образах главных героев играет важную роль для понимания проблемы, которую ставит И.С. Тургенев: конфликт старого и нового. При всей образованности не получится Базарову строить новый мир без опоры на общечеловеческое: природу, искусство, поэзию, любовь.
Опираясь на необходимые и общечеловеческие основы в «старом», будут строить свою жизнь Аркадий и Катя. Поэтому концепт «страх» в их образах реализуется иначе.
В принципе концепт «страх» возникает только как отношение Кати к сестре. Она была «запугана воспитавшею её сестрой». В разговоре с Аркадием она соглашается, что боится сестру. Напугать Катю в сестре могла та холодность и строгость, с которыми она «преподносит» себя окружающим, а точнее, тот сформированный застывший образ, которым живет Одинцова. В этом отношении они противопоставлены: Катя «беспрестанно» краснела при гостях, Анна Сергеевна же не проявляла живых, сердечных чувств. Катя, не имевшая еще жизненного опыта, не боится нового, в отличие от сестры. Ее «пугает» отношение к Аркадию. Только один раз замечаем в романе лексему «пугало» при признании Аркадия в саду. Но здесь чувство не окрашено отрицательно и не сопровождается внутренней борьбой, как у сестры или Базарова. Это скорее волнующий страх ожидания, предчувствие открытия нового. И окрашен он положительно. Так же и у Аркадия страх возникает зачастую как взволнованное ожидание. Он выражен эксплицитно: «Страшно ему было и весело», когда он скакал один в Никольское. А также признавшись Кате: «<…> я вас не только на вашу сестру, – ни на кого в свете не променяю», он «быстро удалился, как бы испугавшись слов, сорвавшихся у него с языка». Также встречается выражения страха у Аркадия приемом умолчания. Разговаривая с отцом о природе и восхищаясь ей, он «вдруг остановился, бросил косвенный взгляд назад и умолк». Тем самым показано, что Аркадий испугался осуждения Базарова. Ведь Аркадий действительно был согласен с отцом, но побоялся показаться романтиком в глазах друга. Так имплицитно приемом умолчания передается боязнь Аркадия. Нельзя сказать, что это негативное тяжелое чувство, ведь в этот момент Аркадий отчасти разделяет мысли отца, но сам себе в этом признаться не готов.
Различие проявление страха указывает на ключевые отличия героев − пар: Базаров-Одинцова, Аркадий-Катя. Одинцова и Базаров боятся «другого». Они считают себя полностью сформированными, они скованы собственными представлениями о себе, боятся разрушить внутреннюю целостность, поэтому первично бессознательно для защиты возникают страх, боязнь, мучительная тревога. В противоположность Катя и Аркадий не боятся так мучительно, они готовы сердечно проявлять чувства. Страх нового легкий и окрашен только положительно.
Вербализация концепта «страх» в образе Одинцовой близка к изображению княгини Р. С ее образом связано одно из самых сильных ощущений страха: «Все ее поведение представляло ряд несообразностей; единственные письма, которые могли бы возбудить справедливые подозрения ее мужа, она написала к человеку почти ей чужому, а любовь ее отзывалась печалью; она уже не смеялась и не шутила с тем, кого избирала, и слушала его и глядела на него с недоумением. Иногда, большею частью внезапно, это недоумение переходило в холодный ужас; лицо ее принимало выражение мертвенное и дикое; она запиралась у себя в спальне, и горничная ее могла слышать, припав ухом к замку, ее глухие рыдания». Как кажется, это ощущение приравнивается к ощущению жизни Павла Петровича – оно надрывное, трагическое. «Холодный ужас» Княгини Р. – осознание того, что жизнь сложилась неправильно, разрушает ее – т.е. это страх ошибки: всё потеряно, и исправить невозможно. Это ощущение прошедшего как ошибки проявляется и в образе Павла Петровича. У Павла Петровича страх не проявляется открыто, однако он изображается при помощи изменения состояния – дыхания: «<…> сам Павел Петрович прижал ее руку к своим губам и так и приник к ней, не целуя ее и только изредка судорожно вздыхая...
«Господи! – подумала она, – уж не припадок ли с ним?..»
А в это мгновение целая погибшая жизнь в нем трепетала.
Концепт «страх» в образе Павла Петровича достигает высшего проявление – переходит в ужас осознания – страх ошибки. И проявляется он именно в разговоре с Фенечкой, т.к. она для него – образ продолжения жизни, которая у него потеряна безвозвратно.
Страх ошибки близок в романе к страху потери своего, близкого. Это страх поколения «отцов», направленный на поколение «детей». Так, Николай Петрович часто «робеет» перед Аркадием, боится, что его «не примут» молодые люди, это выражается открыто при помощи словосочетаний: «взволнованное настроение», «внутреннее смущение», «ищущая тревога», «казался гораздо встревоженнее <…> словно робел», метафоры «что-то кольнуло его в сердце», «сердце его забилось». То есть страх у Николая Петровича возникает из-за внутренней боязни показаться не таким, каким он хочет, не соответствовать ожиданиям сына. То есть страх ошибки того, что воспитал он его не так, как нужно было бы. Страх в этом случае не окрашен негативно, ведь в финале сын приближается к отцу, значит, и внутренняя тревога Николая Петровича успокаивается.
А вот нарастающее чувство ошибки воплощается в образах родителей Базарова. Страх потери сына рождается тоже из страха ошибки. Если с ребенком что-то не так, родители винят себя – т.е. здесь будет реализовываться страх ошибки в воспитании сына. Арина Власьевна «спросить боялась» «Енюшу», она боялась, что он уедет и «сердце у неё замирало». Она боялась, что какие-либо ее поступки отдалят сына. Страх перед сыном у Василия Ивановича объясняется любовью и долгим ожиданием, но это тот же глубинный страх ошибки «не уберёг», выражается он имплицитно: «– Наконец пожаловал, – проговорил отец Базарова, все продолжая курить, хотя чубук так и прыгал у него между пальцами. – Ну, вылезай, вылезай, почеломкаемся». Радостная тревога передается через внешнее состояние: от волнения трясутся руки, приемом умолчания. Однако открыто страх выражается у отца, когда он узнает о заражении Базарова. Признак страха, ужаса – изменение внешнего состояния: «побледнел», «пошатнулся», «похолодел от страха». Здесь страх полностью овладевает Василием Ивановичем. Итак, концепт «страх» в связи со старшим поколением наполняется негативной семантикой и тяжело переживается героями тогда, когда они осознают возможную потерю сыновей, т.е. это означает признать, что какие-то их ошибочные действия, мысли, поступки привели к этой потере.
Страх ошибки или зарождающегося сомнения дополняет образ Фенечки. Страх у нее возникает бессознательно всегда перед Павлом Петровичем. Он проявляется эксплицитно в поступках и состояниях: «вскочила», в метафоре – «окаменела», «перетрусилась». А в Базарове она не боялась изначально того, чего боялась в Павле Петровиче: «бессознательно чувствовала в Базарове отсутствие всего дворянского, всего того высшего, что и привлекает и пугает». Однако после разговора в беседке Фенечка «с ужасом отскакивала» от Базарова. Такой страх Фенечки охранительный, она защищается от чужого, но одновременно с этим у нее зарождается страх ошибки, сомнения в верности выбранного пути – жизни с Николаем Петровичем.
Сильный страх (страх ошибки, страх ожидания, страх потери своего, страх вторжения чужого) в романе создает оппозицию живое/мертвое (жизнь/смерть). Заметим, что те герои, которые испытывают ужас, страх, рождающий внутренний конфликт, в итоге замирают либо умирают. Так, разрушает страх жизнь княгини Р. – она погибает, Павел Петрович в финале будто застывает, всё живое, сердечное в нем уже «угасло», так же застывает и Одинцова, не сумев пересилить себя, умирает и Евгений Базаров.
Зачастую определенный страх обозначается в романе одинаковыми значимыми лексемами. Так, при помощи выражений с лексемой «сердце» у героев зарождается чувство страха, боязнь собственной ошибки. У Павла Петровича чувство страха ошибки связано с проявлением человеческого, с проявлением «сердца». Например, Павел Петрович, ухаживая за княгиней Р., «чувствовал на сердце ту разрывающую и горькую досаду, которая поднимается в сердце после окончательной неудачи. «Чего же хочу я еще?» – спрашивал он себя, а сердце все ныло». Именно сейчас он чувствует, что хочет жить и менять жизнь их обоих. После его приезда в Никольское «сердца» он больше не чувствовал. Николай Петрович же ощущает «сердце» как раз тогда, когда в нем рождается страх ошибки и именно в общении с Аркадием: «что-то кольнуло его в сердце», «сердце его забилось». Так и у Арины Власьевны «сердце замирало», когда она боялась сказать что-то сыну. «Сердце кольнуло» у Одинцовой, когда она испугалась разрушения привычного, т.е. в ней зародился страх ошибочного выбора. Таким образом, лексема «сердце» обозначает начало страха ошибки, первого ощущения этого страха и имеет огромное значение для выражения антитезы живое/мертвое, а именно, если «сердце» работает, значит, и герой внутренне жив, он открыт изменению, открыт новому и если он чувствует страх, то это знак к внутреннему изменению к лучшему, а далее он может принять его или нет.
Также для выражения сильного страха в романе используются следующие лексемы и состояния: «окаменела», «пошатнулся» – резкая смена состояния; «судорожно вздыхая», «боязливо дыша» – изменение дыхания. Эти лексемы важны для обозначения состояния страха в действии, протекания страха, процесса действия страха на психику. А выражения с лексемой «холод» в романе обычно сопровождают завершение ощущения страха, конечную стадию восприятия, это «обморожение страхом», которое уже не исчезнет. Так, «холодный ужас» испытывает княгиня Р., осознавая и принимая страх ошибки. Отец Базарова «похолодел от страха», узнав о смерти сына, и опять же это обозначение полного крушения надежды на исправление ошибки. Одинцова «испугалась холодным испугом», зайдя к Базарову, – опять же здесь она понимает, что ее ошибка неисправима и «замирает». Выражения с лексемой «холод» также имеют важное значение, образуя антитезу живое/мертвое, если «сердце» – это движущееся состояние – жизнь, то «холод» − это смерть или внутреннее замирание. Эта антитеза образуется выявленными видами страха: страх ошибки, страх потери близкого, страх «Другого Я», страх вторжения чужого. Вербализация страха является одним из способов создания образом романа, работает на реализацию идеи И.С. Тургенева. Благодаря рассмотрению концепта страх, становится видно, что социальная проблематика романа вторична, а психологическое, общечеловеческое лежит в основе романа.
Verbalization of the concept of «fear» in the novel «Fathers and Sons» by I. Turgenev
Ehrlikh M.A.,
bachelor of 5 course of the Moscow City University, Moscow
Research supervisor:
Zakharova Maria Valentinovna,
Associate Professor of the Department of the Russian Language and Methods of Teaching Philological Disciplines of the Institute of Humanities of the Moscow City University, Candidate of Philological Sciences, Associate Professor.
Аnnotation: The article analyzes the features of verbalization of the concept «fear» in the novel «Fathers and Sons» and the place of this concept in the implementation of the idea of I. Turgenev. These types of fear like fear of mistakes, fear of loss close, fear of the «Other I», fear of foreign invasion, play an important role in creating the conflict of «old» and «new» in the novel. Features of semantics of certain lexemes, for example, «heart», «cold», in creating a sense of fear in the characters are revealed.
Keywords: concept, fear, creativity of I. Turgenev, Russian novel.
- Анохин П.К. Системные механизмы высшей нервной деятельности: Избранные труды. АН СССР, Отд-ние физиологии. М.: 1979. 454 с.
- Кеннон В. Физиология эмоций. Телесные изменения при боли, голоде, страхе и ярости. / под ред. и с предисл. Б.М. Завадовского. Л.: 1927. 175 с.
- Леонтьев А.Н. Потребности, мотивы и эмоции: Конспект лекций. М.: 1971. 38 с
- Павлов И.П. Двадцатилетний опыт объективного изучения высшей нервной деятельности (поведения) животных. // Павлов И.П. Полное собрание сочинений. Т. 3. Кн. 1. 2-е изд. М. – Л.: 1973. 661 с.
- Семиотика страха: Сборник статей / Сорбонна, Русский Ин-т; под ред. Н. Букс, Ф. Конта. М. – Париж, 2005. 456 с.
- Стернин И.А. Когнитивная лингвистика / И.А. Стернин, З.Д. Попова. М.: 2007. 315 c.
- Фрейд З. Введение в психоанализ: Лекции / пер. с нем. Г.В. Барышниковой; под ред. Е.Е. Соколовой, Т.В. Родионовой. СПб.: 2017. 480 с. (Азбука-классика. Non-Fiction).
- Шаховский В.И. Эмоциональная/эмотивная компетенция в межкультурной коммуникации (есть ли неэмоциональные концепты). // Аксиологическая лингвистика: Проблемы изучения концептов: Сборник научных трудов. Волгоград, 2002. C. 310-309.
- Anokhin P.K. Systemic mechanisms of higher nervous activity: Selected works. Academy of Sciences of the USSR, Department of Physiology. Moscow: 1979. 454 pages.
- Kennon V. Physiology of emotions. Bodily changes in pain, hunger, fear and rage. / Ed. And foretold. B.M. Zavadovsky. L.: 1927. 175 pages.
- Leontiev A.N. Needs, motives and emotions: Conception of lectures. Moscow: 1971. 38 pages.
- Pavlov I.P. Twenty-year experience of objective study of higher nervous activity (behavior) of animals. // Pavlov I.P. Complete collected works. T. 3. Kn. 1. 2nd ed. Moscow – L.: 1973. 661 pages.
- Semiotics of fear: Collection of articles/Sorbonne, Russian In-t; ed. N. Buks, F. Konta. Moscow – Paris, 2005. 456 pages.
- Sternin I.A. Cognitive linguistics / I.A. Sternin, Z.D. Popova. Moscow: 2007. 315 c.
- Freud Z. Introduction to psychoanalysis: Lectures / Per. with German G.V. Baryshnikova; ed. E.E. Sokolova, T.V. Rodionova. St. Petersburg: 2017. 480 pages. (Classic ABC. Non-Fiction).
- Shakhovsky V.I. Emotional / emotional competence in intercultural communication (are there unemotional concepts). // Axiological linguistics: Problems of studying concepts: Collection of scientific works. Volgograd, 2002. Page: 310-309.