Аннотация. Творчество Н.С. Лескова остается малоизученным к началу 20-х годов XXI века. Данная статья обращает внимание исследователей на уникальную особенность стиля Лескова – «шекспировский текст». Исследуются его проявления в рассказе «Белый орел».

Ключевые слова: Лесков, Шекспир, шекспировский текст, история русской литературы, интертекст.

Гамлет в переводе Н. Полевого говорит другу:
Есть многое на свете, друг Горацио,
Что и не снилось нашим мудрецам [9].

Данная реплика приводится не «чтобы укрыться от стрел остроумия», как шутит Н. Лесков. Она имеет важное значение для понимания интертекстуальной природы рассказа, сразу же вводя читателя в шекспировский дискурс.

Рассказ Н.С. Лескова начинается со слов в кавычках «Есть вещи на свете». Уже одно такое начало произведения направляет внимание читателя в русло восприятия текста сквозь призму шекспировских образов и указывает на значительную роль «шекспировского текста» в «Белом Орле».

Современное литературоведение активно занимается изучением такого явления, как сверхтексты. Их подразделяют на «городские» (например, «московский текст», «петербургский текст») и «персональные» (например, «пушкинский», «булгаковский»).

«Шекспировский текст» – это совокупность восходящих к произведениям У. Шекспира сюжетов, мотивов, образов и других явлений в русской литературе XVIII–XXI в. Поскольку любой сверхтекст «предполагает знание читателем <...> наиболее презентативных текстов для данного сверхтекста» [4, с. 7-10], он основывается в первую очередь на наиболее известных мотивах и образах драматургии Шекспира.

Рассказчик говорит, что он входил в некий клуб, где было принято делиться удивительными историями о сверхъестественных событиях (неслучаен жанр – святочный рассказ). Среди прочих правил клуба было следующее: «Если рассказчик говорил, что рассказ или событие действительно происходило с ним, ему верили или, по крайней мере, притворялись, будто верят». Заметим, то же самое происходит со сценической условностью: между театром и зрителем существует конвенция, или договоренность. «Это очень хорошо понимали, например, английские романтики. По С. Т. Кольриджу, пьесы «должны продуцировать состояние некой временной полуверы, которую зритель поощряет в себе и добровольно поддерживает со своей стороны»», – пишет Е.Г. Доценко [5, с. 277]. Такая условность сейчас в современном театре не столь жизненно необходима, сколь была в театре эпохи Шекспира в виду его бедности и отсутствия технологий.

Итак, в упомянутом клубе в очередной вечер звучит история Галактиона Ильича о высшей сфере бесплотного мира. И он сам – часть этого бесплотного мира, мы можем назвать его образ ненастоящим, мнимым. Черты этой мнимости будут рассмотрены ниже. Галактиону Ильичу дали прозвище «худородный вельможа». В связи с этим нам интересна не столько его биография, сколько то, что он якобы вельможа. В рассказе «типическому деревенскому лакею» Галактиону Ильичу приходится играть роль чиновника, но не в театре, а в реальной жизни, выполняя тайное поручение графа Панина. Знаменательно, что в большинстве пьес Шекспира главные действующие лица – представители высшего света: полководцы, вельможи, принцы, короли и королевы. Актеры же всегда были несказанно далеки от столь высоких должностей. Таким образом, мы можем говорить о непреодолимой дихотомии актеров и изображаемых ими действующих лиц, которая имеет место в некоторых других произведениях Лескова (например, в «Тупейном художнике» и «Очарованном страннике»).

Итак, Галактиону Ильичу граф Панин дает «шпионское» задание, за которое докладчик будет награжден, сверх его предыдущих наград, орденом Белого Орла! Известно, что орден занял почетное место в иерархии российских орденов – с 1835 года следом за орденом св. Александра Невского. Им награждались лица не ниже 4-го класса Табели о рангах [8]. Поэтому вносит некоторый элемент фантастичного также и то, что Галактион Ильич, будучи «сыном «человека»» (то есть сыном слуги), в художественной реальности рассказа как минимум действительный статский советник.

Орнитологическая символика находит свое проявление не только в знаке ордена. В подчинение Галактион Ильич получает чиновника Орнатского. Не вызывает сомнений, что ономастика данного персонажа связана с птицами – в русском языке есть однокоренное слово орнитология (от др.-греч. ὄρνις, родит. п. ὄρνιθος – птица и λόγος – учение, слово). Позже на замену Орнатскому поступает Иван Петрович Аквиляльбов, которого в городе все именуют «Белым орлом» за красоту. Данное авторское уточнение имеет телеологическую природу, которая напрямую связана с названием рассказа. Фамилия Ивана Петровича недвусмысленно созвучна латинскому словосочетанию aquila alba, которое переводится на русский как «белый орел».

В тексте мы также находим и другие птичьи образы (например, «тяжелый бронзовый пресс-папье «убитая птичка»» в III главе). Считаем необходимым раскрыть общее содержание символа орла. Орел как один из символов власти (наряду со львом) служит воплощением такого качества как красота [6, с. 199]. Также среди небесных созданий он считается королем по аналогии со львом – царем зверей, привязанных к земле [6, с. 262]. В индуистской традиции орел «известен как посланник», т.к. приносит сому, священный ритуальный напиток [6, с. 362]. Для Галактиона Ильича Аквиляльбов – тоже посланник. Примечательно, что в рассказе упоминается орел древнегреческой мифологии: «Передо мною стоял настоящий «Белый орел», форменный Aquila alba, как его изображают на полных парадных приемах у Зевса». Здесь указывается на способность орла летать выше других птиц и метать молнии, за которую его называли птицей Юпитера (он же Зевс) [6, с. 363]. Этот факт обыгрывается в ремарке Шекспира в пьесе «Цимбелин»: «Среди раскатов грома и сверканья молний, на орле спускается Юпитер и бросает огненную стрелу. Призраки падают на колени» (Акт V, сцена IV) [11].

Галактион Ильич предстает перед читателем человеком мягкого характера, с чувствительным сердцем, любящим мечтать (последнее напрямую относится к вечному образу Гамлета). Однако его внутреннему миру противоречит ужасающая наружность: он был похож на «живого мертвеца». И опять же уместна литературная параллель с Гамлетом – тот предстал перед соотечественниками живым мертвецом, вернувшись целым и невредимым из последнего путешествия в Англию, в которое его отправил дядя.

Галактион Ильич, конечно, сознавал свою отталкивающую внешность, но принимал ее и вспоминал только, когда сталкивался с каким-нибудь ограничением. В людях же он ценил больше всего крепкое, пышущее здоровье и ярко выраженную любовь к жизни, так что красавец, счастливец и всеобщий любимец в городе Аквиляльбов просто-напросто поразил главного персонажа. Созвучен этим мыслям эпиграф к рассказу: «Собаке снится хлеб, а рыба – рыбаку», взятый из XXI идиллии Феокрита («Рыбаки») в переводе Л.А. Мея [6, с. 496].

Из других произведений русской классики XIX в. известно, что в русских чиновниках особо ценились две вещи: приятная наружность и умение красиво писать (наиболее ярко об этом сообщает творческое наследие Н.В. Гоголя). И когда Иван Петрович поступил на службу к Галактиону Ильичу, последний захотел взглянуть на почерк нового подчиненного и попросил его что-нибудь написать. Аквиляльбов вывел приятным шрифтом: «Жизнь на радость нам дана».

Интертекстуальную ткань рассказа дополняет замечание губернатора о том, что помимо многих умений, Иван Петрович на благотворительных спектаклях «прекрасно играет королей, дядюшек, пылких любовников – это загляденье, но особенно хорошо он старух представляет» (выделено курсивом мной. – И. К.). Как мы понимаем, Лесков дает именно такой ряд образов, хорошо исполняемых Аквиляльбовым, далеко не случайно. Это подтверждается парадигмой актерских амплуа театра «Глобус»: короли Шотландии в трагедии «Макбет» Дункан, впоследствии Макбет и Малькольм; Цимбелин – король Британии в одноименной пьесе; в «Гамлете» король Клавдий и он же дядюшка Гамлета; пылкие любовники шекспировских пьес Ромео (трагедия «Ромео и Джульетта»), Клавдио и Бенедикт (комедия «Много шума из ничего»). Наиболее хрестоматийный пример старух – ведьмы из трагедии «Макбет» (V сцена III акта) [10, с. 516–517]. И именно их имеет в виду Лесков, что следует из слов губернатора, приведенных далее.

На губернаторском вечере собираются ставить живую картину «Саул у волшебницы Аэндорской». По обещанию губернатора, Иван Петрович перевоплотится во всех лиц картины (только под силу ли это человеку? В Аквиляльбове проявлены черты сущности высшего порядка, что еще раз доказывает, что он ниспослан Галактиону Ильичу свыше). Впрочем, способность к удивительным перевоплощениям в творчестве Лескова встречается, например, в «Тупейном художнике»: Любовь Онисимовна в театре Каменского перевоплощалась в трех героинь. Губернатор, уговаривая главного персонажа прийти на вечер, обещает: «Но ведь вы перед собою увидите не то, как изображают ведьм в «Макбете». Никакого столбнякового ужаса, ни ломки, ни кривляний, но вы увидите лицо, которое знает то, что не снилось мудрецам (здесь и далее в цитате выделено курсивом мной. – И. К.). Вы увидите, как страшно говорить с выходцем из могилы». В этой фразе губернатора «шекспировский текст» предстает в своем непревзойденном единстве, играя неповторимыми красками благодаря мастерству Лескова. Обратим внимание, что выбор сюжета картины не случаен: Саул лежит ниц перед явившейся тенью Самуила. Значение библейского текста (1 Цар. 28:8-14) заслуживает отдельного исследования, поэтому ограничимся лишь тем, что Саул обратился к волшебнице из Аэндора, чтобы вызвать дух Самуила.

Перед отправлением на вечер Галактион Ильич ложится вздремнуть, во сне к нему является Аквиляльбов и говорит: «Вот можете видеть; настолько покорно вас благодарю – вы меня сглазили. Я вам за это отомщу».

Мотив сна у Шекспира очень ярко проявился в комедии «Сон в летнюю ночь». Ее анализировал А.А. Анкист [1]. Он указывает, что «фантазия никогда не бывает у Шекспира оторванной от земной реальности. Как и сновидение, она соткана из элементов жизни, и, подобно тому как в сне есть своя логика, так есть она и в этой комедии». Данная мысль прекрасно дополняет жанровое содержание определенного Н.С. Лесковым поджанра – фантастический рассказ.

Галактион Ильич, приехав на вечер, обнаруживает, что он последний, кто видел Аквиляльбова живым. Аквиляльбов умер на диване дома, и его мать считает, что Галактион Ильич сглазил ее сына. Губернатор говорит: «Ведь здесь провинция – здесь глупостям охотнее верят, чем умностям». Такие слова косвенно описывают общее положение дел в пьесах «Ромео и Джульетта» и «Много шума из ничего» – нравы Вероны и Арагона соответственно, которые роковым образом влияли на действующих лиц данных пьес.

С тех пор призрак Аквиляльбова всюду мешает Галактиону Ильичу, губернатор же подливает масла в огонь воображения несчастного главного персонажа, говоря, что это он так мстит.

Отметим, что призрак Аквиляльбова и дух Банко схожи:

«Банко создан вызывать боязнь в душе... Он действует с умом, обдумывая до конца поступки. Из всех людей мне страшен он один» («Макбет», акт III, сцена первая) [10, с. 503].

Более того, мы можем соотнести с явившимся в бесплотном теле Аквиляльбовым призрак отца Гамлета («Гамлет, Принц Датский», акт I, сцена пятая).

Галактион Ильич действительно испытывает страх, изумляясь методичности призрака Аквиляльбова, но через три года мучения главного персонажа прекращаются, и рассказ заканчивается благополучно.

Прилет призрака из высших сфер сопровождался пением: «До свиданс, до свиданс, же але о контраданс!» Лесков создает комический эффект во многом благодаря использованию грамматического макаронизма (согласно правилам французской грамматики, правильно было бы сказать Je vais au contredanse, что в переводе на русский означает «я выхожу на контрданс»).

Лесков играет с читательскими ожиданиями, вначале формируя ожидание серьезного действа словами губернатора («Никакого столбнякового ужаса, ни ломки, ни кривляний <...>»), а затем разбивает их комическим появлением призрака Аквиляльбова.

Возможно, это обусловлено изменившимся отношением публики к сверхъестественному в художественных произведениях: ведьмы, дующие в решето (как в «Макбете»), или классические призраки, воющие и говорящие загадками, могущие лишь просить об отмщении (как в «Гамлете»), уже не будоражили кровь российского читателя конца XIX в. Призрак у Лескова вполне самостоятельного существа. В то же время призрак Ивана Петровича видит только Галактион, а не все, как видели духа Банко и говорили с ним действующие лица в трагедии «Макбет».

Рассмотренные в данной статье шекспировские мотивы далеко не в полном масштабе иллюстрируют влияние английской литературы на творчество Н.С. Лескова. За рамками статьи остаются также колористические особенности рассказа «Белый орел», которые, возможно, таят в себе отдельный пласт шекспировского сверхтекста.

Во второй половине XIX в. русская классическая литература активно развивалась, авторы перерабатывали наследие веков. Актуальность творчества Шекспира возросла [3, с. 63, 65]. Мотивы сверхъестественной мести появлялись и ранее в русской литературе: например, еще Н.В. Гоголь в повести «Шинель» создал образ мстящего призрака Башмачкина [2]. Но специфика русских переработок заключалась в том, что «демоническое величие» оригинала теряется. Лесков, намеренно вводя в малую форму шекспировский текст, совершает первый шаг в сторону постмодернизма. Также он демонстрирует новый, нестандартный взгляд на всем знакомые произведения Шекспира в некоторых других своих произведениях (например, героиню «Леди Макбет Мценского уезда» Катерину Львовну он лишает «демонического величия леди Макбет <…>» [3, с. 65]). Во многом Н.С. Лесков обязан интересу к английской литературе мужу тетки – англичанину Александру Шкотту. Он во многом повлиял на мировоззрение и способствовал расширению культурных горизонтов признанного классика русской литературы [12, с. 345].

The Shakespeare text in Leskov’s novel «The White Eagle»

Izotov K.S.,
bachelor of 4 course of the Moscow City University, Moscow

Research supervisor:
Kolysheva Elena Yurjevna,
Associate Professor of the Department of the Russian Language and Methods of Teaching Philological Disciplines of the Institute of Humanities of the Moscow City University, Candidate of Philological Sciences, Associate Professor.

Annotation. The Leskov’s works still are being insufficiently explored up to the 2020’s. The article draws the attention of the researchers to the unique feature of the Leskov’s individual style – the “Shakespeare text”. In the article are studied the manifestations of the “Shakespeare text” in Leskov’s novel “The White Eagle”.
Keywords: Leskov, Shakespeare, Shakespeare text, literary criticism, intertext.


  1. Аникст А.А. Творчество Шекспира. М., 1963. 615 с.
  2. Гоголь Н.В. Собрание сочинений: В 9 т. Т. 3, 4. М., 1994. 557 с.
  3. Горбунов А.Н. Шекспировские контексты. М., 2006. 364 с.
  4. Демичева Е.С. «Шекспировский текст» в русской литературе второй половины XX – начала XXI в.: Автореф. дис. ... канд. филол. наук: 10.01.01 / Демичева Елена Сергеевна. Волгоград, 2009. 24 с.
  5. Доценко Е.Г. Специфика драматической условности: театральность в тексте и на сцене. // Русская Литература национальное развитие и региональные особенности: Материалы X Всерос. науч. конф. Екатеринбург, 2012. Т. 3. С. 275-283.
  6. Керлот Х.Э. Словарь символов. М., 1994. 608 c.
  7. Лесков Н.С. Белый орел. // Лесков Н.С. Собрание сочинений: В 11 т. Т. 7. М., 1957. С. 486–493.
  8. Полное собрание законов Российской империи, с 1649 года. СПб., 1830. Т. VI: 1720-1722, № 3890.
  9. Фирун Н.Б. «Горацио, есть многое на свете...» (в разных переводах). (дата обращения: 08.10.2020).
  10. Шекспир У. Малое собрание сочинений. СПб., 2012. 736 с.
  11. Шекспир У. Цимбелин / Уильям Шекспир; перевод Н. Мелковой (дата обращения: 08.10.2020).
  12. Эткинд А.М. Внутренняя колонизация. Имперский опыт России / А.М. Эткинд; авториз. пер. с англ. В. Макарова. М., 2013. 448 с.
  1. Anikst A.A. The work of Shakespeare. M.: 1963. 615 pages.
  2. Gogol N.V. Collected works: In 9 vols. T. 3, 4. M.: 1994. 557 pages.
  3. Gorbunov A.N. Shakespeare contexts. M.: 2006. 364 pages.
  4. Demicheva E.S. «Shakespearean text» in Russian literature of the second half of the XX - beginning of the XXI centuries.: Autoref. dis.... Candidate filol. sciences: 10.01.01 / Demicheva Elena Sergeevna. Volgograd, 2009. 24 pages.
  5. Docenko E.G. Specifics of dramatic conventions: theatricality in the text and on the stage. // Russian national development and regional features: Materials X Vseros. scientific. conf. Yekaterinburg, 2012. T. 3. Page 275-283.
  6. Curlot H.E. Dictionary of characters. M.: 1994. 608 c.
  7. Leskov N.S. White Eagle. // Leskov N.S. Collected works: In 11 vols. T. 7. M.: 1957. Page: 486-493.
  8. Complete collection of laws of the Russian Empire, since 1649. St. Petersburg, 1830. T. VI: 1720-1722, № 3890.
  9. Firun N.B. «Horatio, there is a lot in the world...» (in different translations). (date of the address: 08.10.2020).
  10. Shakespeare W. Small collected works. St. Petersburg, 2012. 736 pages.
  11. Shakespeare W. Cymbelin/William Shakespeare; translation of H. Petty (date of the address: 08.10.2020).
  12. Etkind A.M. Internal colonization. Imperial experience of Russia/A.M. Etkind; authors. per. From English V. Makarova. M.: 2013. 448 pages.