Аннотация. В данной статье рассмотрена эмоционально-оценочная лексика как одна из составляющих характеристики идиостиля И.А. Гончарова. В работе выявлены и проанализированы частотность и особенности употребления эмоционально-оценочных существительных, выбранных автором для выражения оценки.
Ключевые слова: категория оценки, эмоционально-оценочная лексика, экспрессивность, эмоциональность, художественный текст.
Согласно словарному определению, категория оценки – это совокупность разноуровневых языковых единиц, объединенных оценочной семантикой и выражающих положительное или отрицательное отношение автора к содержанию речи [3: с. 139].
Оценка включает в себя четыре компонента: субъект оценки, объект, характер и основание. Под субъектом оценки понимается лицо или группа лиц, приписывающие ценность и выражающие отношение к некоторому предмету оценки. Оценка выражается в оппозициях + («хорошо») и – («плохо»).
В современной лингвистической литературе можно встретить термины оценка и оценочность, которые нередко в научном мире отождествляются, но могут быть и отнесены к области разных наук – логики и лингвистики. Есть также точка зрения, что оценочность – собственно языковая категория, а оценка – категория как логическая, так и лингвистическая.
В данной статье мы рассмотрим функционирование одного из языковых средств категории оценочности – эмоционально-оценочной лексики (существительные) в тексте И.А. Гончарова «Обыкновенная история» – как специфического средства, позволяющего выявить особенности мировосприятия автора и его индивидуальной картины мира.
Многие ученые спорят о соотношении таких понятий, как оценочность, экспрессивность и эмоциональность. Их не рекомендуют считать тождественными друг другу элементами, несмотря на то, что они могут рассматриваться таким образом.
Е.Л. Телицына считает, что не все эмоциональные слова могут содержать оценки – есть слова, в которых оценка составляет основу их смысловой структуры, но они не относятся к эмоциональной оценке: хороший, плохой, радость, гнев, любить и т. п. [4, с. 81] Далее она говорит о том, что экспрессивную и эмоциональную лексику разграничить невозможно, т. к. экспрессия нередко наслаивается на оценочно-эмоциональное значение, причем у одних слов преобладает экспрессия, а у других – эмоциональность.
Большинство ученых пришли к выводу, что вопрос о тесной связи эмоционального и оценочного компонентов уже не является спорным; часто их рассматривают как единый эмоционально-оценочный компонент. Мы также разделяем точку зрения, что эмотивность и оценочность существуют в комплексе, т. к. эмоциональное отношение говорящего к объекту подразумевает и одновременную оценку по шкале хорошо / плохо.
С.В. Бромлей и Л.Н. Булатова в своих «Очерках русских морфологических говоров» выделяют три группы эмоциональной лексики:
- Однозначные слова с ярким оценочным коннототивным значением. Такие слова включают в себя разнообразные оттенки и имеют в словарях соответствующие пометы: иронический, неодобрительный, презрительный, торжественно-приподнятый и др. К ним относятся слова-характеристики (хапуга, пустозвон, подкаблучник), слова, содержащие оценку фактов и явлений (надувательство, воодушевить). Такие слова однозначны независимо от контекста, т. к. вложенная в них эмоциональность препятствует образованию новых значений.
- Многозначные слова, нейтральные в своем значении, но получающие эмоциональный оттенок при внесении его в контекст. Такие лексемы употребляются уже в метафорическом значении. Например, о человеке с отрицательной точки зрения можно сказать следующее: тюфяк, тряпка, лиса, медведь, змея. В переносном значении используются и глаголы: пилить, грызть, моргать и др.
- Слова с аффиксами субъективной оценки. Они могут транслировать как положительную коннотацию (травушка, девчоночка, бабуля), так и отрицательную (городище, детина). Оценочность приобретается словообразовательным способом, т. к. всю эмоциональную нагрузку несут в себе аффиксы [1, с. 67].
И.А. Гончаров, как и все крупные художники слова, понимал и декларировал тесную связь языка с нацией, национальным характером, самосознанием и с целью воздействия на читателя использовал образную и эмоциональную насыщенность слова.
Эмоционально-оценочная лексика с различной частотностью встречается в исследуемом нами романе «Обыкновенная история». При этом слова из первой группы встречаются наиболее часто, а именно 24 раза. Слова из второй группы встречаются 12 раз, из третьей – также 12 раз.
Известно, что именно средства лексического уровня очень многие исследователи называют основным уровнем выражения оценки, считая, что особенно ярко оценочное значение выражено именем прилагательным, т. к. по своей частеречной природе прилагательное выражает свойство, признак. Однако для И.А. Гончарова в качестве яркого оценочного средства и существительные играют весьма существенную роль.
Автор не случайно использовал в своем романе большое количество слов, а именно существительных, из первой группы: с ярким оценочным коннотативным значением они могут выражать большой спектр эмоций: презрение, недоброжелательность, восхищение и др.
Анализ показал, что в том или ином количестве слова из первой группы использует большая часть персонажей. При этом существительные с отрицательной оценкой (бранные, неодобрительные) частотно употребляют прежде всего те персонажи, которые имеют низкий уровень образованности. Так, Аграфена, прислужница матери Александра, использует слова из первой группы, чтобы «выразить свои чувства» по отношении к Евсею, слуге Александра: «Ну, что ты, разиня (пренебр.), тут расселся?» [2, с. 173]; «Вот пострел (бран.) навязался!» [2, с. 173]; «Что мелешь, дуралей (бран.)!» [2, с. 174] и др. Однако и Анна Павловна Грачёва, мать Александра, нередко использует бранные и неодобрительные слова, например, когда оценивает барышень, в которых сын был когда-то влюблен, что также определенным образом характеризует ее культурный уровень, несмотря на привилегированное положение барыни: «Изменила! Мерзавка (бран.) этакая! Счастье-то само просилось к ней в руки, да не умела ценить, негодница (неодобр.)! Увидала бы я ее, я бы ей в рожу наплевала» [2, с. 441]. Дядя Александра, Петр Иваныч, использует сниженные единицы в отношении лиц, которые ведут несвойственный ему образ жизни: «Софья, я думаю, такая же дура (бран., презрит.), как и тетушка…» [2, с. 219] и др.
Существительные с положительной коннотативной оценкой и «высокой» стилистической окраской (торжественно-приподнятые, поэтические) использует Александр, он их произносит в порыве чувств, выражая свое отношение к людям или явлениям: «Жизнь так хороша, так полна прелести, неги (поэт.): она как гладкое, прекрасное озеро...» [2, с. 219]; «Часто говоришь, и говоришь, как вдохновенный пророк, почти как наш великий, незабвенный (торж.) Иван Семеныч, когда он, помнишь, гремел с кафедры, а мы трепетали в восторге от его огненного взора и слова; а дядюшка? слушает, подняв брови, и смотрит престранно…» [2, с. 211]. «Сгущение» в речи подобной лексики позволяет И.А. Гончарову свидетельствовать о пристрастии своего героя к романтизму.
Слова из второй группы менее всего употребительны: в тексте их используют только персонажи с низким уровнем образованности, Аграфена и Костяков. Используя переносные значения ряда существительных, они импульсивно выражают свой гнев, недоброжелательность к тем лицам, к которым относятся пренебрежительно. Приведем некоторые примеры употребления данных лексем: «Подле него и сидеть-то тошно свинья свиньей (бран.)!» [2, с. 174] (Аграфена); «Дубина (бран.)! – кричал вслед ему Костяков, – скот, так скот (бран., вульг.) и есть!» [2, с. 395] (Костяков); «Этакой ведь столб (бран.)! – сказала Аграфена, – и слова-то путем не умеет молвить, а еще петербургский!» [2, c. 433].
Костяков с негативным, бранным значением использует церковное слово анафема, означающее в прямом смысле «отлучение от церкви». В переносном смысле оно обозначает негодяя, сравн.: «Шутил бы с своим братом, анафема (бран.) этакая!» [2, с. 395]; «Анафемы! ездят сюда надувать нас, обирать деньги» [2, с. 409].
Оценочность, создаваемая аффиксами субъективной оценки, охотно и широко используется автором анализируемого произведения. Положительная коннотация в этом отношении превалирует (10 единиц). Это объясняется многообразием аффиксов, создающих положительную оценку.
Наиболее часто использует суффиксы субъективной оценки Анна Павловна, причем в различных ситуациях: «Что это ты, мой дружок, как заспался, – сказала Анна Павловна, – даже личико отекло?» [2, с. 175] (обращение); «Вон с тех полей одной ржи до пятисот четвертей сберем; а вон и пшеничка (определение собственности, в данном случае своей – А. З.) есть…» [2, с. 177].
Примеры отрицательной оценки, реализуемой существительными с рассматриваемыми суффиксами, в тексте немногочисленны, но и они встречаются только у определенных персонажей: «Без нее наши дурищи и не скоро бы поворотились» [2, с. 180] (о служанках); «Да, вот видите, вон у меня на шести удочках хоть бы поганый ершишка насмех клюнул; а там об эту пору, диви бы на донную, а то с поплавком, вот что привалило: щука фунтов в десять, да и тут прозевали» [2: с. 394] (Костяков); «Только и знает, что лезет с ручищами...» [2, с. 174] (Аграфена).
Можно сделать выводы, И.А. Гончаров в своем тексте вкладывает эмоционально-оценочные слова в речь тех, кто обладает либо высоким уровнем образованности (Александр, Петр Иваныч), либо низким (Аграфена, Анна Павловна, Костяков). При этом у Александра единицы имеют положительную коннотацию (торжественно-приподнятый, поэтичный, высокий и др.). У остальных персонажей (Аграфена, Анна Павловна, Костяков) слова имеют отрицательный коннотативный характер и имеют такие пометы: бранный, пренебрежительный, неодобрительный, вульгарный и др. У Петра Иваныча Адуева встречается только отрицательная оценка, но и она используется избирательно – адресована только тем, кто не соответствует приемлемым для него стандартам жизни. В тексте мы видим т. н. «стилистический контраст», порождаемый столкновением различных стилистических пластов языка. Таким образом, оценочность формируется образом создателя текста, его точкой зрения на объект изображения. И.А. Гончаров как истинный романист демонстрирует охват изображаемой действительности, представляя людей разных социальных слоев с помощью в т. ч. оценочной лексики (существительных).
Emotional evaluation vocabulary in the novel by I.A. Goncharov «The ordinary history»
Zotova A.A.,
master of 1 course of the Moscow City University, Moscow
Research supervisor:
Markina Lyudmila Vitalyevna,
Professor of the Department of Russian Language and Methods of Teaching of Philological Disciplines of the Institute of Humanities of the Moscow City University, Doctor of Philological Sciences, Associate Professor
Annotation. This article considers emotional-evaluation vocabulary as one of the components of the characteristic of I.A. Goncharov’s idiostyle. The work revealed and analyzed the frequency and peculiarities of the use of emotional-evaluation nouns chosen by the author to express the assessment.
Keywords: rating category, emotional evaluation vocabulary, expressiveness, emotionality, artistic text.
- Бромлей С.В., Булатова Л.Н. Очерки морфологии русских говоров. М., 1972. 448 с.
- Гончаров И.А. Полное собрание сочинений и писем: В 20 т. Т. 1. СПб., 1997. 830 с.
- Стилистический энциклопедический словарь русского языка под ред. М.Н. Кожиной. 2-е изд., стереотип. М., 2011. 696 с.
- Телицына Е.Л. К вопросу о разграничении понятий эмоциональность, оценочность, экспрессивность // Вестник ЮГУ. Югорск: 2016. Вып. 1 (38). С. 79-83.
- Bromley S.V., Bulatov L.N. Essays of morphology of Russian speakers. M, 1972. 448 pages.
- Goncharov I.A. Full collection of works and letters: In 20 Vol. Vol. 1. SPb., 1997. 830 pages.
- Stylistic encyclopedia dictionary of Russian language under ed. M.N. Kozhina. 2nd ed., stereotype. M, 2011. 696 pages.
- Telitsyna E.L. On the question of the distinction between the concepts of emotionality, evaluability, expressiveness // Journal of the SGU. Ugorsk: 2016. Issue. 1 (38). Page: 79-83.